— Очень уж странно. И вы были с ним наедине?
— Наедине. Принеси ты вести о тех бумагах — и я бы решил, что тут не иначе как само Провидение вмешалось. Ну а пока мы по-прежнему ждем у моря погоды.
— Ждем у моря погоды, — задумчиво повторил Морли, — и все-таки он жив-здоров. Он еще объявится, Уолтер.
— Аминь! Вот ведь поразительно: стоило тебе взяться за это дело, Стивен, — и мне страсть как захотелось разворошить былое; а ведь это сгубило моего отца и, может статься, навредит его сыну.
— Давайте не будем об этом, — прервал его Морли. — Нам стоит подумать о других вещах. Как вы догадываетесь, я немного утомился и теперь, наверное, пожелаю вам доброй ночи. К тому же здесь посторонний…
— Постой, постой, дружище, осади. Этот Франклин отличный малый, думаю, вы с ним поладите. Сделай милость, зайди к нам. Если ты сейчас уйдешь после такого долгого отсутствия, то расстроишь Сибиллу, да и меня тоже, можешь не сомневаться. Итак, они вчетвером проследовали внутрь.
Вечер прошел за разного рода беседами, хотя в большинстве своем они сводились к одной теме, столь часто обсуждаемой под крышей дома Джерарда: положению простого народа. Рассказы Морли о том, что он увидел в ходе своей недавней поездки в Водгейт, вызвали живой отклик.
— Семейные ценности быстро отмирают среди трудовых сословий нашей страны, — сказал Джерард, — да и чему здесь удивляться, если Родного Дома больше не существует.
— Но ведь его можно воскресить, — заметил Эгремонт, — сегодня мы в этом воочию убедились. Дайте труженикам кров — и воззрения их будут кротки и бесхитростны. Если бы все следовали примеру мистера Траффорда, то положение народа непременно бы изменилось.
— Да вот только не каждый станет следовать примеру мистера Траффорда, — сказал Морли. — Здесь необходимо самопожертвование, а кто же на такое пойдет? Это противоречит человеческому естеству. Влияние отдельных личностей не способно обновить общество, для его переустройства необходима какая-то иная основа. Вы оплакиваете изживающий себя образ родного дома. Он бы ни за что не изжил себя, будь он достоин сохранения. Семейные ценности исполнили свое назначение. Неодолимый закон прогресса требует выработки новых идеалов. И они не заставят себя ждать: вы можете ускорить их появление, можете отсрочить его — но только не предотвратить. Они разовьются сами собой, совсем как живая природа. На нынешнем этапе исторического развития, когда мы получили в распоряжение научную формулу счастья, сама идея Родного Дома вскоре окажется чужеродной. Родной Дом — понятие варварское, пережиток темных веков. Родной Дом — это разобщение, а стало быть, он асоциален. Что нам нужно, так это Сообщество.
— Всё это, конечно, прекрасно, — вздохнул Джерард, — и, чего уж греха таить, твоя правда, Стивен; да только я и сам не прочь вытянуть ноги у своего собственного камелька.
Глава десятая
Когда мы только-только устраиваемся на новом месте, время движется плавно и медленно, касается нас крылом и надолго запечатлевает в нашей памяти новые характеры и лица. Любой человек, любое событие, любое чувство волнует и тревожит воображение. Беспокойный ум одновременно творит и наблюдает. В самом деле, едва ли среди житейских истин найдется более ошибочная, чем та, которая гласит: когда время течет неспешно, жизнь скучна. Намного чаще бывает совсем наоборот. Стоит нам вспомнить эпизоды из жизни, которые наиболее крепко осели у нас в памяти, и мы поймем, что эти краткие периоды были полны происшествий и непривычных чувств. Эгремонт обнаружил это в первые же дни своего проживания на новом месте, в Моудейле. Первая неделя — целая эпоха в его жизни — показалась ему столетием, а в конце первого месяца он уже начал сетовать на скоротечность времени и разве что не принялся философствовать о бренности бытия. Он осознал, что ведет по-настоящему счастливую, но всё же удивительно простую жизнь: хотел, чтобы так оно и оставалось — и всё же никак не мог понять, отчего этот опыт в первые дни показался ему таким необычным, почти столь же необычным, сколь упоительным. День его начинался рано и проходил за чтением (книги ему в основном давала Сибилла Джерард), иногда в пеших прогулках (когда они втроем, в компании Морли, у которого было много свободного времени, посещали одну из окрестных достопримечательностей), а то и вовсе за тем занятием, что обеспечивали Эгремонту река и удочка. Каждый вечер неизменно отправлялся он к домику Джерарда, чтобы под его скромной крышей найти всё возможное обаяние, каким только может очаровывать женщина, а также беседу, которая пробуждала ум. Джерард оставался верен себе: простой и радушный, он умел глубоко чувствовать и непринужденно рассуждал о вещах, которых они касались, был благороден духом и мыслями; всё это плохо вязалось с его общественным статусом — и тем не менее составляло характер этого человека. Сибилла говорила мало, больше прислушивалась к речам отца; и всё же время от времени звонкий девичий голосок доносил до зачарованного слуха Эгремонта некую глубокую идею — и чистота этих помыслов была столь же разительна, как и почти святая безмятежность облика и манер этой девушки. Морли? Поначалу Эгремонт нередко его видел: тот давал нашему другу книги, со всей прямотой и богатством своего необычайного таланта к рассуждению и описанию разбирал вопросы, которые беспокоили его лично и были новы и крайне интересны для его собеседника. Но время шло, и то ли у Морли стало больше забот, то ли деловые встречи оставляли ему всё меньше возможностей для светских бесед, только Эгремонт теперь видел его редко, исключительно в домике Джерарда, где Стивен появлялся порой в течение трудовой недели. Что же касается совместных прогулок, так они и вовсе прекратились.