— Ну что же, Мик, — очень серьезно, почти торжественно сказал Чертовсор, — ты твердо решил?
— Полный порядок, дружище, — весело ответил его спутник, хоть и было заметно, что он храбрится.
— Тебе предстоит через многое пройти, — сказал Чертовсор, — это испытание для настоящего мужчины.
— Ты ведь шутишь, да?
— Но если ты твердо решил, всё будет в порядке. Теперь я должен покинуть тебя.
— Нет, нет, Сорик, погоди! — заволновался Мик.
— Я должен идти, — сказал Чертовсор, — а ты — ждать здесь, пока за тобой не придут. И помни: что бы тебе ни приказали — повинуйся; что бы ты ни увидел — храни спокойствие. Вот, — Чертовсор вынул из кармана фляжку и протянул другу, — приложись как следует, старина. Оставить ее не могу, ибо сердце твое должно быть горячим, а рассудок трезвым. — И с этими словами он исчез.
Несмотря на живительный глоток, сердце Мика Рэдли отчаянно колотилось. Есть такие минуты, когда нервная система игнорирует даже бренди. Мик стоял на пороге большого, значительного события, мысли о котором уже много лет копились и множились в его голове. Ему часто виделась эта картина, и Мик представлял себе, как он, отчаянно рискуя, успешно проходит испытания. Чаще всего это был спектакль со множеством счастливых концовок, однако жестокая реальность развеяла и грезы, и отвагу. Мик вспомнил наставления Джулии — та часто пыталась отговорить его от предстоящего шага, он же с насмешкой встречал эти предостережения и так легкомысленно отмахивался от них! Он задумался о том, что женщины всегда правы, что Чертовсор, в конце концов, опасный советчик — и даже поразмышлял о возможности бегства. Мик огляделся: тусклая лампа едва обозначала контуры этого мрачного помещения. Комната была высокой, глаза в этом сумраке не могли различить потолок, который, похоже, пересекали крест-накрест громадные балки, смутно видневшиеся в темноте. Окон, очевидно, не было, а дверь, через которую они вошли, было нелегко разглядеть. Мик поднял лампу и стал было осматривать помещение, когда легкий шум заставил его вздрогнуть. Обернувшись, он заметил недалеко от себя два (как ему хотелось надеяться) человеческих силуэта.
Облаченные в темные плащи, в черных масках и остроконечных колпаках того же цвета (что увеличивало и без того внушительный рост незнакомцев), у каждого в руке факел. Безмолвно стояли они, два ужасающих часовых.
Облик незнакомцев поразил Мика, а их молчание испугало его; он так и замер с раскрытым ртом и лампой в вытянутой руке. Наконец, не в силах больше терпеть это жуткое таинство, он собрал всю свою природную дерзость и крикнул:
— Эй вы, там, чего вам надо?
Полнейшее молчание.
— Ну хватит уже! — крикнул не на шутку встревоженный Мик. — Не надо мне этих штучек. Эй, там, а ну отвечайте!
Стражи приблизились к нему, закрепили факелы в нише поблизости, а затем каждый из них опустил ладонь на плечо Мика.
Облик незнакомцев поразил Мика, а их молчание испугало его.
— Эй, а ну без рук! — сказал Мик, пытаясь освободиться.
Словно не слыша этого дерзкого обращения, один из безмолвных стражей в маске связал Мику запястья, и мгновение спустя на глаза беспомощного друга Чертовсора легла повязка.
Мику казалось, что он, ведомый своими спутниками, уже миновал бесчисленное множество комнат или, точнее, коридоров: улучив момент, когда один из стражей ненадолго отпустил его, чтобы открыть решетку (а может быть, дверь), Мик вытянул руку насколько мог — и та коснулась стены. Наконец одна из масок заговорила:
— Скоро ты предстанешь перед Семью, приготовься.
В эту секунду слуха Мика достигли отдаленные голоса какого-то хора, которые становились всё громче по мере того, как юноша и облаченные в маски стражи двигались дальше. Теперь один из провожатых возвестил пленнику, что тот должен преклонить колена. Мик повиновался, его колени коснулись чего-то мягкого, похожего на подушку. Руки у него были по-прежнему связаны. Кажется, его оставили одного.