Слуга вернулся в прихожую, возвестил делегатам, что его хозяин готов принять их, — и ввел к Эгремонту Уолтера Джерарда и Стивена Морли.
Глава шестая
Весьма прискорбно, что наши священные здания, как правило, заперты на замок (если не считать особых дней, отведенных для публичного посещения). А еще досаднее то, что, с трудом проникнув внутрь, обнаруживаешь, сколь многое в их устройстве оскорбляет вкус и возмущает чувства. В суете жизни несколько случайных минут, проведенных в благословенной тени величественного древнего нефа, очень часто оказывают благотворное влияние: они очищают душу и возвышают ум, рассеивают множество навязчивых иллюзий и предупреждают немало поступков, которые впоследствии могут повлечь за собой раскаяние. В этом отношении Церковь до сих пор предоставляет нам убежище — не от власти закона, но от жестокости наших помыслов, не от чужих страстей, но от наших собственных.
Вестминстерское аббатство{459} тянется к небесам — а внизу идет жестокая борьба между фракциями. В этой священной ограде вершились самые отважные подвиги и происходили гнуснейшие из деяний людских: святотатство и грабеж, убийство и предательство. Здесь предавались разбою с величайшим по меркам современности размахом; здесь десять тысяч поместий, что принадлежали Ордену тамплиеров, безо всякого основания и под каким-то невразумительным предлогом были изъяты за один день и поделены между монархом и его приближенными;{460} здесь колоссальное церковное достояние, что независимо от символов веры принадлежало и до сих пор принадлежит народу, было в разное время и под разными предлогами захвачено группой людей, которые силами парламентского большинства непрестанно меняли религию (как родной страны, так и свою собственную), но никогда не возвращали награбленное добро. Здесь же зародился чудовищный замысел, подобного которому не могло возникнуть даже в патрицианском Риме в самую жестокую его пору: отдать под залог казенную промышленность, чтобы приумножить и обезопасить частную собственность; английский народ, разобщенный, униженный, и по сей день жестоко расплачивается за этот поступок. Здесь осуждали невинных и истязали их до смерти; здесь добродетельный и умелый государь{461} принял венец мученика, а всё потому, что он решил, что помимо остальных благ, уготованных им для простого народа, населению будет намного полезней, если хозяйственные организации нашей державы станут облагаться прямым налогом (и взимать его будет какая-нибудь общеизвестная личность), а не косвенным сбором, которым ведает одно безответственное изменчивое собрание. Но — слава патриотичному парламенту{462} — английская общественность была избавлена от «корабельных денег»{463}, этого бремени богачей, и получила взамен лишь таможенные пошлины и акцизы{464}, которые затронули в первую очередь бедняков. Короля Карла по праву называют Мучеником, ибо и его самого жестоко уничтожил прямой налог. И все-таки мир не знал еще человека, который героически положил бы свою жизнь во имя такого великого дела, как дело Церкви и дело Бедняков.
Даже в наши спокойные времена, когда публичный грабеж вышел из моды и теперь более мягко именуется «Комиссией по расследованию»{465}, когда государственной изменой считается лишь голос, отданный против премьер-министра (а ведь человек, занимающий этот пост, быть может, в корне изменил политический курс, в поддержку которого вы голосовали, однако по-прежнему рассчитывает на ваш голос и ваше доверие), даже в этот век низких страстей и незначительных рисков имеет смысл выйти на Палас-ярд и, вместо того чтобы слушать унылые дебаты, где каждое слово — лишь повторение уже прочитанного тобой в голубых книгах, где у депутатов хватает фантазии лишь для того, чтобы ловко цитировать чьи-то взаимные обвинения, опубликованные на страницах парламентских отчетов{466}, — вступить вместо этого под своды старинного Аббатства и послушать церковное пение!
То было излюбленной привычкой Эгремонта, и, хотя гнусные устои и низменные порядки, характерные для наших церковных органов, на чье попечение передан этот великолепный храм, разумеется, сделали всё возможное, чтобы изуродовать это место и выветрить священный дух, молодой человек был верен своей привычке, которая так часто очаровывала и утешала его.