Не приходится сомневаться, что Дизраэли был «на стороне ангелов», однако Мейсфилд заблуждается, полагая, что проблема эволюции и креационизма стала обсуждаться лишь после публикации «Происхождения видов». Успехи геологии во Франции и Англии на рубеже XVIII–XIX веков обострили интерес христианских богословов к библейской картине сотворения мира и сделали геологию теологически актуальной темой (см.: Hoggart 1973: 434–435). Острая реакция Танкред а как духовно образованного англичанина на идеи, которые пропагандирует интеллектуально развитая Констанция, полностью укладывается в контекст эпохи и содержит сатирический выпад Дизраэли против стремления пересмотреть библейские представления о мироздании на основе вновь появившихся геологических знаний об истории Земли.
Глубокой религиозности, оттолкнувшей Танкред а от Констанции Роли, наносится оскорбление и со стороны леди Берти-и-Беллэр (родственницы лорда де Моубрея, персонажа «Сибиллы»). Отношения Танкреда и леди Берти-и-Беллэр получают комическую развязку, когда, к негодованию главного героя, выясняется, что эта женщина, заслужившая его уважение и симпатию тем, что с восторгом восприняла идею его паломничества на Восток, на самом деле заинтересована проектом строительства железной дороги до Иерусалима, поскольку уже давно спекулирует на бирже акциями железнодорожных компаний.
Автор-повествователь всегда присутствует рядом с героем, сообщая о нем необходимые сведения. В отличие от двух остальных романов трилогии, в «Танкреде» между автором и героем нет дистанции, характер последнего не показан в становлении, и повествователь раскрывает черты главного действующего лица в ходе изложения сюжетных событий. Авторские ремарки по-прежнему составляют значительный пласт повествования, но в них, наряду с функцией историко-политического публицистического комментария, характерной для дизраэлевских отступлений, появляется стремление писателя подстроиться под настроение героя, как бы передавая его эмоциональный фон. Так, например, композиционно уместным выглядит пространное авторское рассуждение о Лондоне, помещенное вскоре после описания острой реакции Танкреда на идеи, описываемые в «Хаосе творения», и его разрыва с Констанцией Роли:
Но более всего поражает Лондон своей необъятностью. Именно ощущение безграничности придает ему особый характер. Лондону чуждо величие. Он обладает только одной чертой грандиозного города — размерами; но ему недостает другой не менее важной черты — великолепия. <…>.
Хотя Лондон огромен, его отличает однообразие. Глядя на все эти новые районы, которые выросли здесь за последние полвека, плоды нашего промышленного и колониального богатства, невозможно представить себе нечто более банальное, скучное, пресное.
Такой взгляд автора на Лондон вполне гармонирует с желанием героя как можно скорее уехать из этого города.
При появлении миссис Гай Флаунси автор напоминает, что первое знакомство читателя с этой дамой состоялось в замке Конингсби, то есть в рамках другого романа. Иногда подобные персонажи, словно демонстрируя неизменность светского мира, описанного в трилогии, появляются среди фешенебельного общества, изображенного в первой части «Танкреда», без каких-либо указаний на то, что они уже встречались в других романах Дизраэли. О некоторых из них лишь мимолетно упоминается, другим уделяется больше внимания. Ко второй группе относятся основные действующие лица двух предыдущих дизраэлевских романов. Том Браун, рассуждая о «Танкреде», приводит следующий комментарий:
<…> присутствие Конингсби и Эгремонта (теперь, конечно, лорда Марни) и нескольких других персонажей из предшествующих романов Дизраэли, не особо помогает создать у нас ощущение какой-либо преемственности. Отделенные от своих философских дилемм, соответственно мотивировавших форму воплощения художественного вымысла, Конингсби и Эгремонт являются бледными копиями и без того не особо отчетливых первоначальных образов.
Прощальный взгляд, брошенный писателем в «Танкреде» на Конингсби и Эгремонта, действительно отличается беглой фрагментарностью изображения и предполагает необходимость того, чтобы читатель вспомнил проблематику более ранних произведений (за это Дизраэли, в частности, упрекал Монктон Милнс). Но в «Танкреде» данная проблематика переосмыслена новым героем, считающим, в отличие от Конингсби и Эгремонта, что «парламент — как раз то место, которого должен избегать деятельный человек». Отсюда измененные авторские акценты в трактовке образов Конингсби и Эгремонта. Как справедливо замечает Браун, в «Танкреде» «Конингсби <…> более расчетлив», чем прежде (Ibid.: 115). Несколько иную характеристику, чем в «Сибилле», получает и Эгремонт, то есть лорд Марни: «человек скорее прекрасной души, нежели блестящих талантов» (Disraeli 1847/I: 157). А вот образ Сидонии нового освещения не получает. Этот персонаж, как и прежде, находится, по выражению Тома Брауна, «в самом центре западного капитализма» (Braun 1981: 115), а описание приема в его особняке, куда съезжается цвет лондонской аристократии, по обилию предметов изысканной роскоши не уступает картинам фешенебельной жизни, описанным в «Молодом герцоге». Сидония по-прежнему исповедует свою теорию «расы», но теперь применяет ее к обитателям Англии (см.: Disraeli 1847/I: 169). Как отмечает Флавин, Сидония пессимистически оценивает будущее «расы», утверждая, что упадок ее — «неизбежная необходимость, если только она не живет в пустыне, никогда не смешивая кровь» (Ibid./I: 171; ср.: Flavin 2005: 124).