— Итак, вы говорили… — сказал Морли.
— Ах да, тот парень, Хаттон. Прекрасно его помню: лет двадцать, а может, и девятнадцать, как он свинтил отсюда. Шальная голова; жил невесть на что; одну воду пил — притом ни слова о трезвости и умеренности, что и вовсе непростительно. Прошу меня извинить, мистер Морли, без обид, ладно? Не выношу таких причуд, ведь в приличном обществе если не пьют, так произносят речи, снимают комнаты: это способствует делу.
— Так что же Хаттон? — спросил Джерард.
— Да! Шальная голова; раз одолжил ему фунтовую бумажку — больше ее в глаза не видел; постоянно о ней вспоминаю: это была моя последняя фунтовая бумажка. Он взамен предложил старую книгу; мне такое ни к чему, взял для жены китайскую вазу. Он держал лавку с разными диковинками, колесил по стране, собирал старинные книги и охотился за старинными памятниками; называл себя антикваром; шальная он голова, этот твой Хаттон.
— И что вы слышали о нем с тех пор? — нетерпеливо спросил Джерард.
— Ни словечка, — сказал трактирщик, — и не знаю никого, кто бы слышал хоть что-то.
— А я-то думал, что вы хотели нам про него рассказать, — сказал Стивен.
— Так и есть! Могу навести вас на след, который приведет к нему и всё такое. Не я ли прожил в Моубрее пятьдесят лет, с самого детства? Я его еще деревней видел, теперь же это — громадный город, в котором полным-полно первосортных организаций и заведений, вроде этого, — прибавил хозяин, обводя «Храм» взглядом, полным самодовольного восхищения. — Так неужели я прожил здесь все эти годы, растратив их на пустые разговоры с людьми?
— Что ж, мы все — внимание, — улыбнулся Джерард.
— Тс-с! — цыкнул трактирщик: зазвенел колокольчик, и он спрыгнул с кресла. — Итак, дамы и господа, с вашего позволения — если все наконец умолкнут — прозвучит песня в исполнении польской Панночки. По-английски синьора поет, словно пела так сызмальства. — И занавес поднялся под аккомпанемент приглушенных голосов, негромкий стук ножей и вилок и позвякивание бокалов.
Польская Панночка спела романс «Спелая вишня»{286} — к бесконечному удовольствию публики. Более того, моубрейская молодежь в лице Красавчика Мика и нескольких его приверженцев и обожателей настойчиво требовала на «бис». Певица, уходя, сделала несколько реверансов, точь-в-точь как примадонна; хозяин трактира же еще некоторое время стоял в распахнутом жилете и кланялся во все стороны посетителям, а те своими аплодисментами подтверждали, что одобряют его инициативу. Наконец он вновь уселся на свое место.
— Ох, это даже немного чересчур! — воскликнул он. — Задору этих людей нет предела. Уверен, они видят во мне родного отца.
— Так вы считаете, что у вас есть какая-то зацепка по поводу Хаттона? — продолжил Стивен.
— Говорят, у него нет родни, — сказал трактирщик.
— Это и я слышал.
— Еще стаканчик коктейля, мастер Джерард? Как он там называется? Ах да, «Пьяный Боб со льдом». «Пьяный Боб со льдом» — так его называли еще во времена моего деда. Всё, умолкаю! Мистера Морли спрашивать бесполезно, это мне известно. Вода! Знаете, должен признать, что всё же для лица официального пить только воду не так уж и противоестественно.
— Вернемся к Хаттону, — сказал Джерард, — говорят, у него нет родни.
— Говорят — и ошибаются. У него есть не просто родственник — у него есть брат, и я могу подсказать, как вам его найти.
— Вот это уже похоже на дело, — сказал Джерард. — И где же он может быть?
— Только не здесь, — ответил трактирщик, — он в «Храм» ни ногой; насколько мне известно, он живет в местечке, где не очень-то себе представляют, что такое увеселительные заведения, словно какие-нибудь турки или варвары, о каких вы знаете разве что понаслышке.
— И где же его можно отыскать? — спросил Стивен.
— Это еще что?! — вскричал трактирщик, вскакивая и озираясь по сторонам. — Ну-ка, ребята, примите меры! Американский джентльмен вырезает свое имя на новом столике красного дерева. Дайте этому хлыщу в шинели отпечатанный свод правил и оштрафуйте на пять шиллингов за порчу мебели. Станет упрямиться — что ж, за выпивку он уже заплатил, так что зовите полицию; сидит там в баре один, Икс-Зед Бляха Номер Пять, пьет чай с вашей хозяйкой. Чешите!