— Не припоминаю, чтобы мы встречались ранее, — сказала Сибилла.
— И всё же с тех пор прошло совсем мало времени; впрочем, небеса до того изменились, что можно подумать, будто это случилось в другой стране и в другое время года.
Сибилла вопросительно смотрела на него, словно ждала объяснений.
— Это было в Аббатстве Марни, — сказал спутник мистера Сент-Лиса.
— Верно, я была там; да-да, вспоминаю, когда я собиралась присоединиться к моим спутникам, они были не одни.
— И вы исчезли — откровенно говоря, очень внезапно; я ушел от развалин почти одновременно с вашими друзьями и всё же больше не видел никого из вас.
— Мы отправились своей дорогой — и весьма тернистой; вы, наверно, следовали более проторенным путем.
— Это был ваш первый визит в Марни?
— Первый и последний. Не было такого места, которое я хотела увидеть сильнее; нет и такого вида, который опечалил бы меня в той же мере.
— Нет уже былой красоты, — грустно заметил Эгремонт.
— Дело не в этом, — возразила Сибилла. — Я была готова встретить разруху — но не осквернение святыни. Аббатство напоминает каменоломню, где добывают материал для починки фермерских домов; а церковный портал — ворота хлева! И что же это за люди, что за нечестивый род владеет этими землями!
— Хм! — смешался Эгремонт. — Они, конечно… по-видимому, их не особо тревожит духовное искусство.
— Да их вообще мало что тревожит, как нам говорили, — сказала Сибилла. — В тот день, когда мы там были, на ферме Аббатства случился пожар, и, если верить слухам, этим людям было до него так же мало дела, как и стенам Аббатства.
— Наверное, у населения есть определенные трудности с занятостью в тех краях.
— Вы хорошо знаете эту местность?
— Вовсе нет; я путешествовал по окрестностям, решил сделать крюк и осмотреть Аббатство, о котором столько всего слышал.
— Да; когда-то это была величайшая из обителей севера. Только вот поговаривают, что простой народ, живущий окрест нее, очень и очень несчастен; и я думаю, что единственная причина его горестей — это жестокие сердца членов семейства, которое владеет этими землями.
— Как же глубоко вы сочувствуете простым людям! — сказал Эгремонт, пристально глядя на нее.
Сибилла несколько удивленно посмотрела на него и сказала:
— А вы разве нет? По-моему, ваше присутствие здесь как раз подтверждает это.
— Я лишь смиренно следую за утешителем несчастных.
— Благодеяния мистера Сент-Лиса известны всем.
— А вы… вы ведь тоже истинный ангел-хранитель.
— В моем поведении нет никакой заслуги, я ведь ничем не жертвую. Порой я вспоминаю, каким был когда-то английский народ: самые праведные, самые свободные, самые храбрые, благонравнейшие и прекраснейшие, самые счастливые и самые набожные люди из тех, что населяют земной шар, — и думаю, каким он стал теперь: все эти преступления и рабские муки, озлобленные души и чахлые тела; жизнь без радости и смерть без упования, — я могла бы очень живо сочувствовать ему, даже не будь я сама плоть от плоти, кровь от крови этого народа.
И только она замолчала, как эта самая кровь прилила к ее щекам, темные глаза озарились чувством, а на лице запечатлелось выражение гордости и отваги. Эгремонт поймал взгляд Сибиллы — и отвел глаза: сердце его болезненно сжалось.
Сент-Лис, который всё это время разговаривал с ткачом, оставил своего собеседника и приблизился к постели его жены. Уорнер подошел к Сибилле и выразил свое расположение к ее отцу и признательность за ее доброту. Она же, заметив, что порывы ветра вроде бы стихли, попрощалась с ткачом и, подозвав Гарольда, вышла из комнаты.
Глава пятнадцатая
— Где ты пропадал всё утро, Чарльз? — спросил лорд Марни, войдя в гардеробную комнату брата за несколько минут до обеда. — Арабелла устроила для тебя и леди Джоан небольшую необычайно прелестную конную прогулку, а ты как сквозь землю провалился. Если ты и впредь будешь так поступать, то не будет тебе никакого толку ни от любящих родственников, ни от всего остального.
— Я гулял по Моубрею. Каждый человек должен хотя бы раз в жизни увидеть фабрику.
— Не вижу необходимости, — холодно заметил лорд Марни. — Я вот отроду не видел ни одной и даже не планирую. Хотя скажу откровенно: когда я слышу размеры арендной платы, которую Моубрей получает со здешних земель, я, признаться, жалею, что шерстобитные мастерские в Марни не приносят столько же. А ведь, если бы не наш бедный папаша, так бы тому и быть.