Эгремонту казалось, что с того самого дня, когда он встретил тех людей на развалинах Аббатства, его кругозор мало-помалу расширился; более того, вдали забрезжили проблески света, которые уже успели по-новому озарить многое из того, что было известно ему ранее; быть может, в конечном итоге им суждено прояснить большую часть тех вещей, которые сейчас окутаны мраком. Он не мог отрицать, что с тех самых пор его чувства сделались живее и шире, что ум его получил мощный заряд, что теперь он намерен рассматривать общественные проблемы совсем не в том свете, в каком они виделись ему еще несколько недель назад, во время избирательной кампании в родном округе.
Раздумывая обо всём этом, он вышел, как мы уже успели сказать, в долину реки Моу и, следуя по течению, дошел до моста, который ему захотелось вдруг перейти. Посредине моста стоял человек; перегнувшись через перила, он смотрел на воду. Звук шагов потревожил отдыхающего; он оглянулся — и Эгремонт узнал в нем Уолтера Джерарда.
— В первые часы субботнего вечера все мы немного путешественники, — заметил Джерард, ответив на приветствие Эгремонта.
И, поскольку им было по пути, они пошли вместе. Оказалось, что дом Джерарда совсем неподалеку; он спросил Эгремонта, задалась ли рыбалка, а когда тот вместо ответа подарил ему форель (между прочим, единственную; она сиротливо лежала у Эгремонта в корзине), посчитал, что теперь по меньшей мере обязан пригласить своего спутника в гости.
— Здесь я живу, — сказал Джерард, указывая на недавно построенный домик, самый вид которого радовал глаз. Он был сложен из желто-коричневого камня, характерного для моубрейских каменоломен. Алый плющ обвивал одну из сторон широкого крыльца; большие окна были разделены продольными планками и аккуратно зарешечены; домик был окружен довольно крупным садом, каждая грядка и каждый укромный уголок которого были, однако, ухожены самым тщательным образом: здесь росло множество цветов и овощей, тогда как фруктовые деревья, что сулили богатый урожай: спелые груши, знаменитый северный ранет и сливы всех возможных форм и оттенков — защищали жилище от ветра, от которого ничуть не спасала рощица на горизонте.
— А вы неплохо устроились. Такой сад делает вам честь.
— Я буду с вами откровенен и признаюсь, что ничуть не заслуживаю похвалы, — сказал Джерард. — Я всего лишь ленивый постоялец.
Они вошли в дом, где их встретила немолодая, но всё еще бодрая женщина.
— Она оказалась слишком стара для того, чтобы стать женой моего друга, и слишком молода, чтобы заменить мне матушку, — с улыбкой заметил Джерард, — но она — доброе создание и уже давно заботится обо мне. Итак, старушка, — обратился он к женщине, — принеси-ка нам по чашке чаю. Славный вечерний напиток, — повернулся он к Эгремонту, — я всегда пью его в это время. Ежели захотите раскурить трубочку, я составлю вам компанию.
— Я отказался от табака, — сказал Эгремонт. — Табак — могила для любви.
Они вошли в опрятное помещение; оно имело обжитой вид, которого так часто не хватает лучшим комнатам в сельских домах. Вместо обыкновенной для таких жилищ грязной и в то же время безвкусной рухляди, стульев под палисандр и почерневших столов красного дерева, здесь имелись дубовый стол, несколько деревенских буковых стульев и часы с кукушкой. Но более всего Эгремонта поразили полки, плотно уставленные рядами книг. При более внимательном изучении выяснялось, что их подбор не менее примечателен. Он выдавал ученого высокого ранга. Эгремонт прочел названия сочинений (он знал о них лишь понаслышке), которые касались самых возвышенных и наиболее тонких аспектов социальной и политической философии. Пока он разглядывал их, хозяин сказал:
— Эге! Я вижу, что теперь вы считаете меня не только великим садовником, но и знатным грамотеем — и в равной степени незаслуженно: эти книги не мои.
— Кому бы они ни принадлежали, — произнес Эгремонт, — судя по собранной им библиотеке, у него весьма крепкий ум.
— Вот-вот, — сказал Джерард, — мир еще услышит о нем, хотя он всего лишь рабочий и сын рабочего. Он не учился в этих ваших школах и колледжах, зато на родном наречии пишет под стать Шекспиру и Коббету{349}
— а ведь так и должно быть, если хочешь воздействовать на людей.
— Могу я узнать его имя? — спросил Эгремонт.
— Стивен Морли, мой друг.
— Тот человек, которого я видел тогда в Аббатстве Марни?