– Да. Но почему все это было найдено? – Джефф в раздражении воздел руки вверх. – Потому что Билли попросил полицейских поискать наркотики. Сам предложил сделать анализ крови, во имя всего святого! К чему бы ему делать это, если бы он не добивался, чтобы его признали виновным?
Лесли Луз неловко откашлялся.
– Я не говорю, что Билли виновен. Весь процесс – это месть, задуманная сенатором Хэндемейером. И это известно всему миру.
– Надеюсь, что так.
– Поймите, мистер Хэмлин, я лишь хочу сказать, что мы далеко не так хорошо знаем наших детей, как хотели бы думать. Худшее, что может сделать Билли сейчас, – начать указывать пальцем на других, пытаясь свалить на них вину. Он признался в употреблении наркотиков, признался, что натворил ошибок. Но это еще не делает его убийцей.
– Билли – хороший парень, – устало выдавил Джефф.
– Понимаю, – ободряюще улыбнулся Лесли. – И именно это позволит нам выиграть дело. Это и полное отсутствие веских доказательств у обвинения. Газеты выставили Билли монстром. Когда присяжные увидят, как он на самом деле отличается от того чудовища, каким его изобразили, точно оправдают.
– Но как насчет ущерба, нанесенного репутации Билли? Кто заплатит за это?
– Всему свое время, мистер Хэмлин, – мягко ответил Лесли Луз. – Сначала нужно вернуть вашего сына домой. Как только обвинения будут сняты, подумаем о дальнейших мерах.
Уверенность адвоката несколько успокоила Джеффа. Сам он знает свой верстак и инструменты, но понятия не имеет, как завоевать расположение присяжных и что считается или не считается убийством. Несмотря на имя, у Луза был прекрасный послужной список, в котором значились дела куда менее выигрышные, чем у Билли.
В дверях появился надзиратель.
– Пора ехать.
Билли улыбнулся. Он выглядел таким счастливым и уверенным, что даже отец немного расслабился.
– Удачи, сын.
– Спасибо, па. Она мне не понадобится.
От тюрьмы до здания суда было рукой подать. Билли Хэмлин выглянул из заднего окошка тюремного фургона. Он был взволнован, но не только потому, что вот-вот выйдет на свободу.
«Через час я снова увижу Тони! Она будет так счастлива! Так благодарна! Когда все кончится, я попрошу ее выйти за меня».
Интересно, изменилась ли она. Остригла ли волосы или, может быть, похудела? Впрочем, зачем ей это? Тони Гилетти и так само совершенство!
За все время, что он ожидал в тюрьме суда, она написала ему всего одну короткую записку. Билли надеялся на более оживленную переписку. Но Тони намекнула, что родители ее контролируют и трудно ускользнуть от надзора. Девушке не хотелось писать, оставляя лишние доказательства их отношений, и Билли вполне ее понимал.
«Да какая разница? Скоро этот кошмар закончится, и мы сможем начать нашу жизнь вместе».
Билли был потрясен предъявленным обвинением в убийстве, но все же не жалел о своей жертве. Опасность попасть в тюрьму ему не грозила, а вот если бы Тони с ее уголовным досье предстала перед судом, могло случиться все. Он знал, что пресса его не жалует, хотя несколько месяцев не смотрел телевизора, один из надзирателей показал ему статью в «Ньюсуик». Однако в отличие от Джеффа собственная репутация его не волновала.
«Как только процесс закончится, люди быстро все забудут. Кроме того, они увидят, что на самом деле я не такой монстр, каким меня представляют».
На его стороне были юность, наивность и любовь к необыкновенной женщине. Когда-нибудь он и Тони мысленно вернутся в то время и всего лишь покачают головами при мысли о творившемся здесь безумии.
Тюремный фургон катился вперед.
Суд над Билли Хэмлином должен был состояться в судебном зале округа Йорк в деловом центре Алфреда. Девон Уильямс, судья верховного суда, будет председательствовать в зале номер два, элегантно обставленной комнате в передней части здания в колониальном стиле со старомодными высокими окнами на нескольких петлях, деревянными скамьями и подлинным, оставшимся с конца девятнадцатого века паркетом, который каждый день натирали до ледяной гладкости. Здание суда округа Йорк представляло собой все, что есть хорошего, традиционного и порядочного в самом консервативном из штатов. И все же в его стенах ежедневно проявлялись все грани людского несчастья и пороков. Скорбь. Коррупция. Насилие. Ненависть. Отчаяние. За красивым фасадом с белыми колоннами уничтожались и возрождались жизни. Исполнялись и разбивались в прах надежды. Вершилось правосудие. А в некоторых случаях в правосудии было отказано.
Тони Гилетти прибыла в суд в сопровождении родителей. Перед входом собралась большая толпа зевак и репортеров.
– Взгляни на всех этих людей, – нервно прошептала Тони матери. – Должно быть, в отелях Алфреда не осталось ни одного свободного номера!
Сандра Гилетти одернула облегающую юбку от Диора и улыбнулась в камеры. Она была так рада, что решила принарядиться. Уолтер тревожился, что она будет выглядеть слишком вызывающе. Но теперь, когда камеры репортеров новостного канала Эн-би-си были направлены на нее, Сандра просто умерла бы со стыда, если бы оделась в какое-нибудь убожество из местного универмага.
– Что ж, процесс вызвал огромный интерес, – прошептала она в ответ.
«Ну да, и собачье дерьмо вызывает огромный интерес у мух», – с горечью подумала Тони.
За гневом прятался страх. Обвинение вызвало ее в качестве свидетеля. Она получила повестку всего несколько дней назад, к величайшему раздражению отца.
– Вы не можете избавить ее от этого? – спросил Уолтер Гилетти Лоренса Макги, дорогого Манхэттенского адвоката, которого он нанял в помощь дочери. – Мы до последнего времени ничего не знали. У нее не было времени подготовиться.
Лоренс объяснил, что Тони и не должна готовиться.
– Все, что ей необходимо, – выйти и сказать правду. Никто не оспорит ее показаний. Полицейский протокол и результаты допроса Хэмлина вполне совпадают.
Но Лоренс Макги, конечно, не знал правды. Правды не знали ни полиция, ни родители Тони. Никто, кроме самой Тони и Билли. А если Билли изменит показания под присягой? Что, если его адвокат устроит перекрестный допрос и вытянет из нее правду? Знает ли Билли, что обвинение вызвало ее в качестве свидетеля? Возненавидит ли он ее за то, что она станет давать показания против него? За то, что предпочла солгать? Или он именно этого хотел?
Сама мысль о том, что она снова увидит его лицо, заставляла сердце Тони биться сильнее, а ладони неприятно потели. Она не была так напугана с того момента, когда Грейдон Хэммонд взглянул на нее со слезами на глазах и пробормотал, что Николас исчез.
– О-о-о, смотри! Это, должно быть, родители, – взволнованно бормотала Сандра Гилетти, словно увидела кого-то из знаменитостей на великосветской свадьбе.
Тони повернулась, словно ужаленная. Она и раньше видела снимки Хэндемейеров по телевизору, но не была готова к реальности. Рут Хэндемейер, мать Николаса, была так похожа на сына, что у Тони сжалось сердце. Те же светлые волосы оттенка ирисок, те же круглые карие глаза, Только у Николаса они были игривыми и веселыми, а у матери – затянутыми скорбной дымкой. Тони не сводила глаз с Рут Хэндемейер, пока та неторопливо шла к своему месту в сопровождении мужа и дочери.
Сенатор Хэндемейер был старше жены, на вид лет пятидесяти, с коротко остриженными седыми волосами и лицом, словно высеченным из гранита. Ярость била из его темно-синих глаз – контролируемая, исполненная решимости ярость умного, влиятельного человека. Дикий, бессильный рев раненого тигра – не для сенатора Хэндемейера. Этот человек был воплощенной жаждой мести и действовал методично, с целью добиться справедливого суда над виновными в смерти его сына. Обозревая зал заседаний с видом хозяина, сенатор бросил короткий взгляд на Лесли Луза. Задетый адвокат отвел глаза. И тут, к ужасу Тони, сенатор уставился на нее. Она смотрела на него, неподвижная, как статуя, и желудок от страха скручивался в трубочку. «Неужели он видит вину у меня в глазах? Неужели угадывает правду»?