Стоя на обочине покрытой пылью дороги, она смотрела на удаляющуюся высокую темную фигуру, держа в руках новый коммуникатор и небольшой потертый рюкзак. «Просто вызови такси» – все, что сказал он, прежде чем улыбнуться и, коснувшись ее руки поцелуем, развернуться и зашагать вперед. Дженис подождала, пока его силуэт скроется вдалеке, и, подхватив рюкзак поудобней, двинулась в сторону Милбро пешком.
Полицейская машина подобрала ее в паре километров от пригорода. Двое сидевших в ней офицеров решили сперва, что перед ними просто турист, путешествующий автостопом, но стоило Дженис усесться внутрь, как младший из них – короткостриженый юноша с россыпью светлых веснушек на носу и щеках – смущаясь и чуть не краснея, склонился к управлявшему глидером командиру и быстро что-то ему зашептал. Уже через два часа Дженис сидела в комнате для допросов Центрального отделения полиции Сан-Франциско и давала свидетельские показания.
Так она проходила по его делу – свидетелем.
Ей задавали вопросы, участливо улыбались, хлопали по плечу, пытались укутать в плед и предлагали чай, и снова задавали вопросы. Сухощавый психолог в новомодном асимметричном пенсне что-то записывал в обычный бумажный блокнот, периодически вздрагивая после очередного вопроса.
Дженис отвечала спокойно и односложно. Да, Хан похитил ее из зала суда. Нет, он не причинил ей вреда. Нет, за время пребывания рядом с ним она не подвергалась насилию. Нет, ей неизвестны его планы. Да, он просто отпустил ее. Да, просто оставил посреди дороги и ушел в неизвестном направлении. Нет, она не голодна. Да, она с удовольствием выпьет воды. Нет, она не нуждается в психологической помощи.
Вскоре ее отпустили.
К выходу из полицейского участка ее сопровождали те же двое, что привезли сюда, – на их предложение доставить ее в Сан-Франциско и помочь устроиться в гостинице Дженис ответила отказом и вызвала беспилотное такси.
«Посттравматическое стрессовое расстройство», – услышала она тихий голос подошедшего психолога, когда глидер с легким шелестом остановился перед ней. Дженис не стала спорить. Поблагодарив полицейских за помощь, она устроилась на заднем сиденье и продиктовала роботу маршрут.
В 18.38 она вышла из такси в аэропорту Сан-Франциско. А еще через два часа переступила порог своей лондонской квартиры.
Родители были счастливы. Энни примчалась к ней в первый же вечер, умоляя простить за все, что Дженис пришлось пережить. Дженис задумчиво улыбалась, подливая свежего чаю в стремительно пустеющие чашки на кухонном столе.
Спустя неделю она отправилась в городскую больницу, где из нее под местным наркозом вынули спящий агент, а в следующем месяце устроила в галерее новую крупную выставку.
Картины и в самом деле продавались очень хорошо.
***
Дженис была в торговом центре, когда на одном из экранов, по которым обычно транслировались общемировые новости, возникла панорама Сан-Франциско, сменившаяся изображением штаба Звездного флота. Дженис остановилась, скользя рассеянным взглядом по монитору – Энни, с которой они условились встретиться в одном из местных кафе, должна была появиться с минуты на минуту.
«…по-прежнему остаются идеалы дружбы и сотрудничества. Планета Ифимеда из системы Вергиуса изъявила желание присоединиться к Федерации этим летом, – донесся до нее закадровый голос ведущего. На экране возник общий план просторного холла, затем – помещения, похожего на конференц-зал. – Группа послов, возглавляемая Ханом Нуньеном Сингхом – предводителем колонистов, населяющих еще несколько лет назад считавшийся необитаемым мир, сегодня утром прибыла на Венеру для переговоров».
Вздрогнув, Дженис подошла ближе и уставилась в тонкий прозрачный экран.
Из пестрой толпы людей и инопланетников, заполнявших конференц-зал и рассаживавшихся за длинным столом, камера выхватила высокого темноволосого мужчину, одетого в черное. Рядом с ним стояли мужчина и женщина, чем-то неуловимо похожие на него, – такие же стройные и высокие, красивые строгой и несколько... неожиданной красотой. Развернувшись в ответ на чью-то обращенную к нему реплику, мужчина взглянул прямо в камеру – и на Дженис уставились светло-зеленые насмешливые глаза.
Она рассмеялась так громко, что несколько проходивших мимо посетителей центра испуганно оглянулись. Дженис весело улыбнулась им и, бросив еще один взгляд на экран, повернулась и зашагала в сторону эскалатора, ведущего на второй этаж. С тех пор, как два с половиной года назад Дженис посреди бела дня исчезла больше чем на три месяца, Энни возненавидела опоздания. Уже возвращаясь домой, просматривая в такси новостную ленту, она узнала, что венерианские переговоры прошли успешно.
***
Дженис коснулась рукой деревянной ограды и, нажав на округлую ручку, отодвинула засов. Мягко толкнув калитку, она вошла и закрыла ее за собой.
Изумрудно-зеленый газон казался не по-осеннему ярким. Сделав пару шагов вперед, девушка наклонилась и подобрала алое яблоко, валявшееся в траве. Сунув его в рюкзак, она двинулась дальше по узкой гравийной дорожке к дому.
Все было таким же, как она помнила. Бросив рюкзак в гостиной, Дженис прошла на кухню и отворила створку оконной форточки, впуская внутрь прохладный вечерний воздух и вечный калифорнийский сквозняк. В доме было тепло и уютно, – ни пыли, ни грязи, ни запустения. Казалось, он ждал ее.
«– Этот дом теперь твой.
– Зачем?
– А зачем он мне?
– В самом деле…»
Дженис улыбнулась и, выйдя из кухни, поднялась по лестнице вверх. В спальне она сняла покрывало с широкой постели, сбросив кроссовки, скользнула под одеяло, и через минуту уже спала как младенец.
***
Утро было солнечным и безветренным. Среди запасов, которыми до отказа был набит холодильник, нашлись масло и пара десятков яиц, а принесенного с собой свежего хлеба было достаточно, чтоб приготовить сносные тосты.
В одном из кухонных шкафов она обнаружила банку с малиновым джемом.
Монитор управления комплексом «умного дома» показывал оптимальную для прогулок температуру воздуха и обещал ясную и безоблачную погоду на весь предстоящий день.
Дженис рассеянно потянулась к тарелке с тостами, когда ее руку, сжимающую чашку с чаем из репликатора, накрыли сильные бледные пальцы.
– Вылей сейчас же, – послышалось сзади. – Это же совершенно невозможно пить.