Ротерблиц деловито отпил из бокала вина. Задумчиво причмокнул, изображая из себя знатока и ценителя хороших вин, поставил бокал справа от опустевшей тарелки и, опершись локтями о край стола, подался вперед.
— На что вы, хм, намекаете, магистр? — спокойно спросил пиромант, вежливо улыбаясь.
Ван Геер хмуро глянул на него исподлобья. Он не доверял ни одному, ни другому ренегату. Однако оба обладали безупречной репутацией, насколько она могла быть безупречной у пары преступников против Равновесия. Оба действительно были исключены из Ложи, за обоими действительно числились серьезные преступления, за каждое из которых полагалось по десятку лет в Турме. Да и во лжи даже сам ван Геер не смог уличить их еще ни разу. Разумеется, ренегаты не договаривали, но это было терпимым условием сотрудничества. А то, что за парой ренегатов стоит кто-то из руководства Ложи, тоже никого не удивляло. О связях Ложи с преступностью не догадывался только идиот. Ван Геер идиотом себя не считал.
— Ни на что, — сказал он. — Я лишь суммирую факты.
— А мне кажется, ты прямым текстом обвиняешь нас в предательстве, — зло бросил ван Блед.
— Для обвинений нужны доказательства, а вас даже заподозрить не в чем, — сказал ван Геер настолько искренне, что в голосе почти не чувствовалось сожаления. — Вы не словом, но делом не раз доказывали преданность идеям революции. А ваши покровители, чьи имена нам, к сожалению, неизвестны, оказывают нам неоценимую помощь и поддержку. Без них мы бы не достигли таких успехов и не оказались всего в шаге от намеченной цели. Однако факт остается фактом: несмотря на все предпринятые меры предосторожности, кто-то все же узнал о нас. И более того, нанес болезненный удар в канун съезда, на котором должна решиться судьба всего нашего дела. И это наталкивает на очень неприятные выводы.
— То есть все-таки обвиняешь, — ухмыльнулся ван Блед.
Ван Геер тяжело вздохнул, потирая пальцем бровь. Потом склонился к столу и тихо проговорил, глядя криоманту прямо в глаза:
— Если бы я тебя хоть подозревал, ван Блед, кусок твоего недожаренного мяса уже кормил бы червей. И тебя не спасли бы ни твои льдинки, ни дешевые фокусы старой дуры. Поверь, я немного опаснее какой-то сикухи, которая поимела тебя уже дважды. Помни об этом и постарайся больше не грубить старшим товарищам по партии. А теперь, товарищи магистры, — скупо улыбнулся ван Геер, откинувшись на спинку стула, — если вам больше нечего мне сообщить, я бы хотел заняться тем, для чего и прибыл в эту прекрасную ресторацию. В одиночестве, — добавил он, — чтобы заодно обдумать ваши донесения.
Ротерблиц неспешно допил вино. Сдернул с груди салфетку, бросил ее в тарелку.
— Хм, нет, — цокнул он языком. — Говорить нам, хм, больше не о чем, магистр.
— В таком случае, до встречи, — бросил ван Геер, теряя к собеседникам всякий интерес и уделяя все свое внимание подошедшему официанту с подносом. — За обед не переживайте — за счет партии.
Ротерблиц и ван Блед встали из-за стола. Франц уважительно склонил на прощание голову. Ван Блед, давясь бессильной злобой, едва сдерживался от желания поскорее убраться от ненавистного колдуна, но этикет не позволял.
— Ах да, чуть не забыл, — спохватился ван Геер, наблюдая, как официант раскладывает столовые приборы. — У Финстера был ученик, не помню его имя. Вам известно, что с ним стало?
— Единственное, что я о нем слышал, — выдавил из себя ван Блед, — его упекли за решетку. Если еще не казнили, должен сидеть в Тарак-Мутаби.
Ван Геер задумчиво кивнул и жестом разрешил младшим товарищам удалиться.
Уже на улице, когда двери «Пранзочены» закрылись, а пара ренегатов отошла на приличное расстояние, ван Блед позволил наконец-то дать волю чувствам.
— Пидор лысый! — прошипел он, сжимая кулак. Бледно-голубые глаза сверкнули льдом. На водной глади обычно спокойной Мезанг поднялась крутая волна и с яростью накатила на гранитную набережную, разлетевшись прохладными брызгами. Прогуливавшаяся вдоль барьера под ручку с кавалером барышня тонко пискнула и залилась звонким смехом, придерживая поля летней шляпки. Не растерявшийся кавалер заботливо и любовно отер брызги с белого личика своей пассии, привлек ее к себе и крепко поцеловал в губы.
Ротерблиц достал из кармана темные очки, надел их на нос, поправил пальцем, взглянул на коллегу, криво ухмыляясь.