В тот же день Ваулин допрашивал его:
— У вас была кличка «Двадцать один»?
— Да.
— Вы судились за воровство?
— Судился…
— Вы говорили, что отомстите?
— Не помню… Может быть, и говорил…
— Как у вас оказался передатчик?
Задержанный рассказал о плене, о своей ране, о предложении, которое он принял.
— Вы потом встречали этого человека?
— Да.
— Где встречали?
— Здесь, в городе. Две… или три недели назад…
Ваулин помедлил.
— Где вы встречались?
— На улице.
— А где он жил здесь?
— Не знаю. Он запретил мне разыскивать его.
— Как его звали?
— Не знаю.
— Как вы его называли?
— Там — господин…
— А здесь?
— Никак. Он меня спрашивал, я отвечал.
Арестованного увели. Ваулин достал дело, которое относилось к сентябрю, дело трех германских офицеров, проникших в город в разгар наступления. Они были задержаны патрулем на Невском, когда пытались наклеить на щит фальшивый номер газеты «Ленинградская правда» с провокационными сообщениями. Они отстреливались, но были разоружены. Ваулин поочередно допрашивал их. Они держались нагло. Но через несколько дней от молодечества не осталось и следа. И один из них, дав подробные показания, сообщил, что по ту сторону линии фронта среди офицеров разведки, которые курируют (он так и сказал: «курируют») Ленинград, имеется некий Мерике-Люш. Насколько ему известно, Мерике-Люш давно занимается Ленинградом и теперь при случае перебрасывает сюда своих агентов.
«Неужели это тот самый Мерике-Люш? — раздумывал Ваулин. — Хотя имя вряд ли настоящее. У таких всегда бывает по нескольку имен».
Тогда были записаны со слов пленного офицера приметы Мерике-Люша. Они совпадали с тем, что говорил о нем Снесарев. И корректировщик подтвердил — да, высокий, худощавый. Но мало ли в Германии высоких, худощавых людей? Механическая чистота речи, деревянный язык…
Вот другая папка, совсем недавняя. В ней записан рассказ учительницы Глинской. Имели ли эти показания прямое отношение к тому делу, которым теперь был занят Ваулин? Рассказ Глинской короток. На улице она разговорилась с человеком, которого прежде не знала. Случилось так, что он зашел на квартиру, ночевал. Он возбудил у них неясные подозрения. После ночевки он почему-то ушел и больше не появлялся. И еще — у него в мешке были продукты, видимо много продуктов, очень редких теперь… И это никак не вяжется с его рассказом о себе.
— Мария Федоровна, извините, что я вас вызвал, — говорил Ваулин через два дня. — Но это совершенно необходимо. Надо кое-что уточнить.
— Ничего, пожалуйста. Спрашивайте.
Ваулин взглянул на Глинскую. За эти дни в ней произошла перемена. В первый раз перед ним сидела очень утомленная женщина, которой, как и всем, пришлось очень тяжело. Сегодня на него смотрели глаза человека в глубоком горе, полные скорби. Не надо спрашивать о причине. Глинская потеряла мужа — Ваулин понял это с первых слов.
— Да, теперь я одна. Утром сложу необходимое на салазки, запру квартиру и отправлюсь в школу. Там теперь для меня и работа и дом…
— Я все по поводу того дела, Мария Федоровна. Можете вы дополнить ваше заявление? Подробностями, если вы их помните, живыми чертами. Они нам иногда очень помогают. Как он говорил по-русски? Чисто?
Глинская припомнила, что говорил он чисто. Но в интонациях, в строении фраз пропадало ощущение живой русской речи.
— По-русски он говорил чисто, но это не значит, что свободно.
— Механическая чистота?
— Да-да! — Глинская несколько оживилась. — Именно механическая чистота. Вы это правильно назвали.
«Не я назвал, — подумал Ваулин, — а Снесарев. Он-то слышал его».
— Мария Федоровна, а почему все-таки вы вдруг сказали себе: это чужой человек?
— Мне трудно ответить. Мы с ним говорили о разном. О его семье, которая теперь неизвестно где, о том, как жили раньше. И вот наступила минута, когда мы… — Глинская помедлила. — Когда я и… Андрей Сергеевич оба почувствовали: этот человек не только говорит, но и думает по-чужому. Простите, я ничего больше не могу вспомнить. И вы же знаете — он ушел так странно. Не ушел, а исчез, хотя и не собирался уходить. Он даже вызывался помочь нам.
— Он не говорил вам, что собирается уехать?
— Он сказал, что собирается переждать здесь, а потом уже будет разыскивать семью. У домоуправа нашего документы отметил на имя Кайлиса.