«Успокойся, мужик».
«Инспектор Валленс слишком молод и неопытен».
«Ты мне нужен здесь, в Лондоне».
«Но это дело, для которого я подхожу идеально». Понимая, что он почти кричит, Колбек сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить тише.
«Я прошу вас пересмотреть свое решение».
«Слишком поздно — дело уже сделано».
«Тогда вам придется изменить свое мнение».
Таллис возмутился. «Не смей указывать мне, что делать!»
«Это важно для меня, — искренне сказал Колбек, — и я могу вас заверить, что это не менее важно для Лондонской и Юго-Западной железной дороги».
«Когда они отправили телеграмму в Скотленд-Ярд, я готов поспорить, что мое имя было упомянуто».
Эдвард Таллис беспокойно поерзал на своем месте. Они были в его кабинете, месте, куда Роберт Колбек входил только после вежливого стука. На этот раз эта формальность была отметена в сторону. Он распахнул дверь и ворвался в комнату, чтобы перегнуться через стол и задать свой вопрос суперинтенданту. Таллис пошел в атаку.
«Вы забываетесь, инспектор, — резко сказал он. — Вы должны уважать мой ранг и приходить сюда только по приглашению или вызову».
Конечно, в твоих словах есть доля истины. Благодаря своим успехам ты по праву заслужил прозвище Железнодорожный детектив, но
Железнодорожная система этой страны не должна быть вашей единственной сферой деятельности.
«Расширяйте свои горизонты. Боритесь с преступностью в других местах».
Колбек протянул руку. «Пожалуйста, дайте мне посмотреть телеграф».
«Оно было адресовано мне».
«Я имею право это видеть, сэр».
«Единственное право, которое у тебя есть, — это подчиняться моим указаниям. Вопрос решен. Ты останешься здесь, пока Валленс и Лиминг отправятся в Дорсет».
Все еще держа руку протянутой, Колбек стоял на своем и встретил взгляд суперинтенданта, не дрогнув. Это была битва воли. Обычно Таллис утверждал бы свою власть и отправлял его восвояси, но в данном случае он не мог этого сделать. Он видел боль и негодование в глазах Колбека и читал страшное предупреждение, которое там было. Это был не обычный спор между двумя мужчинами. У них было десятки таких споров в прошлом, и Таллис, чаще всего, выигрывал их. Однако это было одно испытание силы, которое ему было суждено проиграть. Колбек не просто настаивал на том, чтобы взять расследование под свой контроль, он, по сути, угрожал уйти в отставку, если ему не позволят это сделать.
Это — суперинтендант знал — было бы катастрофой для Скотленд-Ярда. Колбек был лучшим детективом там. Если бы инспектор был вынужден уйти, Таллис столкнулся бы с поджариванием от рук комиссара и насмешками в прессе. Редакторы распяли бы его за то, что он отправил начинающего инспектора на задание, которое само собой требовало уникальных навыков Роберта Колбека. Таллис взглянул на протянутую перед ним руку и в конце концов сдался. Потянувшись к столу, он достал телеграф и сунул его своему посетителю.
«Вас спрашивали по имени», — сварливо признался он.
«Так я и вижу», — сказал Колбек, прочитав краткое сообщение. «Железнодорожный полицейский был убит». Он поднял глаза. «Вы действительно хотите отправить инспектора Валленса в Уимборн вместо меня? Он даже никогда не слышал о штопоре Каслмена».
Таллис моргнул. «Я тоже. Что, черт возьми, такое?»
«Сейчас эта линия находится под эгидой LSWR, но когда в 1847 году впервые была построена железная дорога Саутгемптон-Дорчестер, она была известна как «Штопор Каслмена», поскольку следовала кружным путем через Нью-Форест и далее в Дорсет. Г-н Каслмен был
движущая сила формирования SDR. Его имя навсегда будет связано с извилистым путем, пройденным путем.
«Вы поразительно хорошо информированы», — признал Таллис.
«Инспектор Валленс имел любезность сказать то же самое».
«Не принижай его. Он хороший человек».
«Он также хороший детектив и вполне может стать выдающимся».
«Я возлагаю на него большие надежды, — сказал Колбек, — но я не уступлю ему ни ярда своей территории».
Положив телеграф на стол, он принял позу немого неповиновения.
Явно находясь под давлением, Таллис потянулся за сигарой, вынул одну из коробки и проделал свой обычный ритуал. Пока клубился дым, Колбек сделал несколько осторожных шагов назад.
Настроение Таллиса изменилось. Вместо его грубого и безапелляционного тона, он был нехарактерно рассудительным и извиняющимся. Сострадание не было словом, которое Колбек когда-либо использовал по отношению к своему начальнику, но он услышал отчетливый след этого в голосе другого человека.
«Я думал, что вы предпочтете остаться в Лондоне», — объяснил он.
«Я иду туда, где я нужен, сэр».