Выбрать главу

Использовались все имеющиеся в распоряжении силы, любые возможные хитрости, к защите привлекли всех, кого можно было перебросить из других сражений.

Для переброски использовались запасные портключи из разных тайников. Портключи в Хогсмид, в Приёмную комнату, в Хогвартс и в Запретный лес. Большинство из них были нелегальными, но использовалось всё, что можно было найти. Тем не менее рассчитывать на большое подкрепление не приходилось, ведь шли и другие сражения. В Министерстве магии держала оборону героическая горстка людей. В Годриковой лощине отряд гоблинов отважно сражался с толпой монстров. В некоторых местах на просьбу о помощи уже было некому ответить.

Результаты сражений по всему миру сложно было назвать победами. Там, где врагов удавалось уничтожить или отбросить назад, успех достигался ценой разрушительных потерь. А ведь не каждое сражение было успешным: Приливная зона была теперь пуста и безжизненна, Рубиновый Суд – залит кровью и мёртв.

Но те, у кого были силы и средства перемещения, пришли на защиту Хогвартса и Тауэра – места, в котором сосредоточились война и помыслы и надежды всего мира. Помощь приходила из Америки и России, Кореи и Китая. Из ЮАР, Савада, Кипра, Каппадокии и Скандинавии. Из Франции, Германии, Венгрии, Чили и Новой Зеландии. Отовсюду.

По мере того как день сменялся сумерками, а чудовищные орды всё ближе продвигались к крепостной стене, знающие люди постепенно приходили к пониманию, что здесь может быть только два исхода:

Либо Хогвартс и волшебники переживут эту ночь.

Либо нет.

≡≡≡Ω≡≡≡

Гермиона слышала, как кричал Эдгар Эразмус. В какой-то момент этого напыщенного волшебника, участвовавшего в воздушном бою высоко в небе, порывом ветра сбросило с метлы. Когда он упал, гоблин, не упуская момента, метнулся вперед и вонзил копьё в его живот. Копье перед этим унесло жизнь василиска, и теперь кислотный яд разъедал рану Эразмуса. Он завыл нечеловеческим голосом, его глаза широко раскрылись, а лицо стало пунцовым. Он скорчился, схватившись за живот, и увяз в луже жидкого камня. Большая часть холма с восточной стороны замка превратилась в месиво из обломков камней и заколдованной почвы. Маглов здесь почти не осталось, а те, что были, с трудом пробирались вперёд по разрушенной местности… большинство из них погибало от беспорядочных атак гигантских змей и неживых каменных тварей, не делающих различий между другом и врагом.

Эдгар Эразмус оказался совершенно не в том месте, и крики его агонии были ярким тому доказательством. Здесь было не место для людей, на этом поле битвы против древних ужасов.

Услышав его крик, Гермиона Грейнджер подумала: «На милосердие нет времени», – и, к своему стыду, даже не поняла, что подразумевала этой мыслью.

Вздрогнув, она в третий раз обрушила топор на голову тараска, и та отломилась от тела и упала. Из раскрытой пасти твари вырвалось облако зловонного пара, тяжелая туша с грохотом упала на землю, сбив с ног стоящих рядом маглов и придавив правую ногу Гермионы. Гермиона коротко вскрикнула и инстинктивно рванулась назад, оставив под тушей монстра палец, возможно даже не один. Несмотря на адскую боль, она устояла на ногах и повернулась в поисках новой цели, стараясь не поднимать взгляда.

Слева от неё другой тараск терзал кого-то – то ли магла, то ли волшебника, то ли гоблина. Тварь методично разрывала тело на куски челюстями, придавив его к земле одной из шести лап, периодически опуская и поднимая свою мерзкую безглазую голову из чёрного камня.

Вдруг Гермиона увидела или скорее даже почувствовала, как на неё бросился василиск. Она сделала выпад в сторону и неловко рубанула топором. Гоблинское серебро прошло вскользь, стесав лишь небольшой участок змеиной кожи. Прежде чем она успела пошевелиться, что-то – то ли тело этого василиска, то ли ещё один василиск – с силой товарного поезда ударило её в спину.

На мгновение Гермиона отключилась.

Когда она открыла глаза, то обнаружила, что сидит, привалившись спиной к чему-то твёрдому. Она быстро опустила взгляд. Гигантские чудовища – это слишком просто, давайте им ещё нельзя будет смотреть в глаза, подумала она, словно в тумане. Эразмус всё ещё кричал.