разрываемой плоти
и хруст
костей
больно
невыносимо больно
он кричал
он кричал
он кричал
он кричал
он отключился на мгновение
и вспомнил
– Драко, – сказал Гарри. – Спасибо, что пришел. Я… ну, спасибо.
– Что тебе нужно, Поттер? – спросил Драко, глядя на него в упор. Лицо у Поттера было перекошенное, брови нахмурены – обычное его выражение, когда он собирался быть невыносимо серьезным. При взгляде на него Драко почувствовал тошноту – глубокое отвращение с привкусом горечи во рту.
Поттер закрыл глаза.
– Я хочу дать тебе обещание. Обещание насчёт твоего отца. Я хочу…
– Гарри Поттер, – угрожающе прошипел Драко, – Будь очень осторожен в том, что собираешься сказать.
Он чувствовал желчь на языке, но еще больше она жгла его вены изнутри. Ярость и ненависть. То, что заставляло его по ночам плакать навзрыд, уткнувшись лицом в подушку. То, что делало присутствие матери жестоким, ведь они были почти чужими, а отца он только что похоронил. То, из-за чего ему так хотелось причинить кому-нибудь боль.
– Будь очень осторожен, – повторил он.
Поттер поднял на Драко глаза. Свои зелёные, полные сострадания глаза. Драко хотелось в них плюнуть.
– Послушай, – наконец сказал Поттер. – Я много думал о том, что я должен… о том, как всё есть на самом деле, и о том, насколько я навредил другим своей самонадеянностью и слепотой. Думаю, скоро ты сможешь лучше меня понять, но… – Он замолчал и опустил глаза. – Драко, я хочу дать тебе обещание. Обещание изо всех сил постараться исправить, что я сделал. И мне ничего не нужно от тебя взамен, даже твоей дружбы. Мне ничего от тебя не нужно. Дело не в тебе. Дело в… терминальных ценностях. – Мальчик снова остановился, похоже, обдумывая, как звучат его слова. – О вещах, которые для меня важнее всего на свете.
Драко мог бы его убить. Они были одни, и никто не знал, что он здесь. У него был нож, и Поттер бы этого не ожидал.
– Драко, – сказал Поттер, – мне жаль, что твой отец умер. Искренне и абсолютно. От всего сердца. – На лице мальчика промелькнуло что-то вроде сожаления. – Но я видел невозможные вещи. Магия – это невозможно, или, скорее, это когда возможно всё, что, по сути, одно и то же. Она вернула… Гермиона вернулась. Магия превратила пространство между жизнью и смертью, и без того не очень широкое, в нечто, что кажется совсем маленьким. Магия… – Поттер закрыл рот и покачал головой. – Прости, я говорю не то, что имею в виду. Получается совсем не то.
Поттер скрестил руки на груди, обнимая себя. Драко неотрывно смотрел на него.
– Я… Не знаю, как сказать, Драко. – снова начал он. – Вдруг это покажется оскорбительным, безумным или ещё каким. Поэтому я просто скажу как есть, и буду надеяться, что ты поймешь, что я говорю искренне. – Он поднял глаза и встретил взгляд Драко.
– Я намерен, – сказал Гарри Поттер, – всю оставшуюся жизнь работать над тем, чтобы больше никто не умирал – ни чей-либо отец, ни мать, ни сын, ни дочь. И я намерен вернуть тех, кто уже умер, какой бы ритуал или заклинание не пришлось изобрести, чтобы преодолеть эту последнюю брешь во времени.
– Драко, – сказал Гарри, – я обещаю, что до конца своих дней буду изо всех сил стараться, чтобы вернуть твоего отца.
В тот момент лорд Малфой едва не убил лорда Поттера за то, что тот играл с его сердцем. Но Драко остановил себя и заглянул в глаза Гарри, которые не отрывались от его собственных.
И он увидел там что-то. Он увидел сталь и нечто более твердое, чем сталь. Он увидел волю, не терпящую никаких препятствий и преград. Он увидел твердую, как алмаз, волю, которая вернула Гермиону Грейнджер, и хотя Драко не знал, как, он знал, что это сделал Поттер. Он увидел честь, которая связывала этого мальчика с его путём. Он увидел обещание, которое было сильнее сна, слабости или смерти.
– Ты поможешь?
Палочка Драко была в его руке. Она всё ещё была в руке.
Он был там, и он был жив. Что-то набросилось на него. Одна из этих тварей его терзала. Убивала его. Он не хотел умирать. Он не умрёт. Он не может умереть. Потому что…
Потому что он хочет когда-нибудь снова увидеть своего отца.
А некоторые вещи были сильнее сна или слабости. Или смерти.
– Авада Кедавра! – произнес он. Тварь на его плече исчезла, растворившись во вспышке зеленого света, остановившей смутное беспамятство смерти.