Лишь в конце мальчик осознал истинный смысл своих убеждений и достиг просветления. Рациональность побеждала.
Разум Гарри пылал лесным пожаром. Он поднял сжатую в кулак руку.
– Во-первых, – он разогнул большой палец, – Лишь два человека за всё время смогли подчинить себе мир ведьм и волшебников. Оба, полагаю, сделали это ради благой цели. Но учтите, что при всех ваших силе и опыту я сделал то же самое… причём без применения силы, а наоборот, даруя силу и жизнь, и сделал это всего за семь лет. В этом отношении я вам ровня, и если вы сейчас меня недооцениваете, то подумайте о судьбе всех прочих, кто так считал. Подумайте о своем союзнике, Ираклие Храбром.
– Во-вторых, – он разогнул указательный палец, – Уже идут приготовления, которые гарантируют сохранение магии и выживание человечества. Тауэра больше нет, а Зеркало, которое было дверью, теперь нашло новое место. – Высоко над нами, подумал Гарри, на высоте шестисот километров, так что в поле его зрения попадает вся планета. – Рядом с ним ждут мои друзья – ждут, выживу я или умру. Я не стану рассказывать вам их инструкции. Но знайте, что все мы сейчас отражаемся в зеркале.
– В-третьих, – он разогнул средний палец, – Вы уже несколько раз пытались мне помешать. Вы уничтожили мою первую базу, убив при этом моего друга. Буквально сегодня ваш союзник пытался подчинить меня своей воле. Однако я всё ещё здесь, а он повержен.
Гарри сжал губы и пристально посмотрел в глаза Мерлину, а затем соединил эти три пальца – большой с указательным и средним – готовясь сделать щелчок.
– Так что подумайте. Остановитесь и подумайте. У нас всех в голове есть мысленная карта реальности. Двигаясь по миру, мы можем проследить на ней свой путь. Если вы предполагаете, что какое-либо событие должно произойти, и оно действительно происходит, вы понимаете, что карта соответствует реальности. Если же вас что-то удивляет, это происходит не потому, что реальность неверна… а потому, что неверна ваша карта. Если вы это осознали, у вас есть два варианта: либо вы поменяете карту, либо заблудитесь.
Мерлин внимательно на него посмотрел, и в его глазах больше не было неопределённости и пустоты. Теперь это был хищный взгляд того, кто находился за гранью смерти и слабости, кто взвешивал человеческую жизнь и находил её ничтожной, если она мешала его воле.
– Подумайте, не удивило ли вас происходящее. Подумайте, не находитесь ли вы на незнакомой территории. Подумайте о своих павших союзниках, о всех сорванных планах, – тихо сказал Гарри. – Остановитесь, подумайте и решите: хотите ли вы продолжать двигаться в этом направлении или, может быть, на этом пути вас ждут и другие сюрпризы?
Я даю вам шанс, тот же, что был у лорда Волдеморта – Тома Риддла – прежде чем я лишил его жизни. Я даю вам тот же шанс, который был у Мельда, прежде чем я лишил жизни его. Остановитесь, и ступайте с миром.
Или я вас уничтожу.
Гарри не колебался и не боялся.
Не потому, что у него имелся какой-то последний аргумент или великий план.
Не потому, что он знал, что Гермиона спасёт положение, совершив какой-то невозможный подвиг.
Не потому, что он верил в нечто большее, чем он сам.
Гарри не дрогнул, потому что в этот момент обнажилась его сущность – раскалённая добела линия гуманизма в самом его центре, пронзающая чёрную дугу Тома Риддла и разрушающая все препятствия на своём пути. Гарри не дрогнул, потому что проверил все варианты и твёрдо держался лишь тех, что были истинны, и он направил эту истину на служение добру, во что бы то ни стало и изо всех сил.
И для Гарри Джеймса Поттера-Эванса-Верреса это было целью жизни.
– Так что? – спросил Гарри.
Снаружи раздался громкий протяжный крик. Крик умирающей женщины.
Через мгновение к первому крику присоединился другой: зов сотни фениксов, подобный рождению нового мира.