В конце концов, жертвы впадали в кататонию, так как их самые глубинные части личности уничтожались, будто выеденные личинками. Они лежали и страдали, оставаясь в живых лишь благодаря неизвестному чудовищному механизму (жертвы могли обходиться почти или совсем без пищи в последние месяцы) до тех пор, пока не погибали от инфекции или сердечного приступа.
При содействии Тауэра лечению поддавались любые физические повреждения, даже такие как опухоли головного мозга. Пострадавший от воздействия дементоров мог восстановить свой ум и личность с помощью профессионального подхода, состоящего из трёх частей: консультации у личного психолога, всё более длительного погружения в благоприятную среду и приобщения к общечеловеческим ценностям через художественную литературу (сильно помогал «Гекльберри Финн»). Гермиона даже разработала протокол для оказания помощи жертвам дементоров после своего визита в Азкабан и улучшала его при реабилитации очередной группы пострадавших, о которых она заботилась.
Те, кто подвергся воздействию на короткий срок, часто получали незначительный ущерб для самосознания и могли вернуться домой после небольшого оздоровительного периода. Бывало, что и жертвы длительного заключения выздоравливали после радушного приёма на родине, где им оказывался хороший уход.
Но были и те, что покончили жизнь самоубийством, едва покинув программу реабилитации, и это несмотря на лучшие усилия Гермионы. Это разрывало ей сердце, но она могла сделать не так много, чтобы предотвратить такой исход – если только снова не посадить этих людей под стражу. Эта тема была причиной ожесточённых споров, ведь к примеру, Гарри говорил, что каждый человек сам имеет право решать, сколько страданий он сможет вынести.
Некоторые пациенты никогда не приходили в сознание, их конечности оставались обескровленными, а взгляд пустым. Большинство из них содержались в больнице Святого Мунго. Гермиона всё ещё надеялась на их выздоровление и часто раздумывала над этой проблемой.
Но были и другие: бездомные, или не желающие возвращаться домой, или те, кто хотел посвятить свою жизнь борьбе с ужасом, который пережили сами. Все они прошли восстановление в Тауэре и потому были молодыми и здоровыми, и жили активной и полной жизнью. Но у них была ни с чем не сравнимая форма посттравматического стрессового расстройства. Не то, чтобы она пыталась принизить чью-либо боль от каких бы то ни было трагедий, но эти люди были духовно раздавлены дементорами до сверхъестественной степени. Смерть коснулась их сердец и оставила пустоту, которую ничем не заполнить.
Гермиона мягко следовала методу жми-руку-и-скользи, чтобы пройти мимо последних незнакомцев, которые хотели встретиться с ней. Это был метод, который она разработала, наблюдая, как магловский член парламента пробирается сквозь толпу: благодушно улыбайтесь, пожимая чужую правую руку, и тяните её, положив свою левую руку на правое плечо оппонента, и двигайтесь мимо него. Она встретила Шарлевуа и Эстер весёлым:
– Доброе утро!
У каждой из них были свои сумки.
Они улыбнулись, а у Гермионы защемило в груди. Она так любила их.
– Пора возвращаться домой, – сказала Эстер. – А я нервничаю. Я столь много не помню о родине.
– Я никогда не была ни в Северной, ни в Южной Америке, – подхватила Шарлевуа. – И Гермиона тоже. Так что нам всё покажут и объяснят. Никто ничего не узнает.
Гермиона кивнула.
– Да. Всё может ограничиться лишь публичным визитом. Взрыв был вчера, и сегодня ночью Гарри передал, что его последствия уже устранили и американцы начали собственное расследование. Возможно, мы уже ничем не поможем.
Она на секунду отвернулась, чтобы наклониться и приобнять мальчика, смотрящего на неё с трепетным восторгом.
– Какое может быть расследование? – спросила Шарлевуа. – Это были Малфои и их группа без названия.
Гермиона пожала плечами, выпрямляясь.
– Им все ещё нужно удостовериться.
«Потому что они считают, что Гарри мог фальсифицировать атаку, чтобы очернить собственных врагов», подумала она. «Теперь, когда я об этом подумала, я не могу быть уверена, что это неправда».