Хотя, на самом деле, стоило признать, что обвинение было не совсем справедливым. В сравнении как с другими четвероногими, так и с другими мужчинами, Тень все же умел быть по-настоящему ответственным.
Ноа тяжело вздохнула и поддела пальцем толстую цепочку широкого золотого медальона, вытаскивая его из-под нагрудника и находя привычным взглядом символически изображенные солнце и луну, в которых просматривались очертания двух лиц.
Пальцы правой руки сами собой собрались в нужную фигуру, слегка присогнутые указательный и средний описали в воздухе два идеальных круга, переплетшихся между собой и составивших единую общую фигуру. Веки дрогнули и опустились, прикрывая глаза.
- Божественные Близнецы, смиренно взываю к вам за помощью! Дайте знак, помогите мне избрать верный путь, во исполнение воли вашей, воли всевышней. Не дайте обмануться на пути, не позвольте сбиться с…
Это пришло сразу. Возможно, из-за близости сразу двух проклятых объектов, моря да леса, а может потому, что ее миссия действительно была благословлена свыше, но в какой-то момент сознание Ноа сдвинулось и словно бы раздвоилось, расходясь в стороны и образуя неразрывное двуединое. Во рту тот час же возник характерный кисловатый привкус.
Вхождение.
Ощущение чужого присутствия постепенно наливалось силой, заставляло кожу покрываться мурашками. Преодолев естественный порыв вытолкнуть второе сознание из своего, Ноа заставила себя расслабиться и увидеть то, что ей хотят показать.
Как и прежде, видение было не очень четким. Что-то массивное и похожее на… накренившийся корабль… побережье… серый песок с серыми же водами под серыми небесами. И шуршание… змеиное шипение, дополненное каким-то раздражающим, неприятным и немелодичным шумом… который… походил на голос…
Ноа скривилась, ощущая, как начинает накатывать головная боль, но не позволяя себе терять концентрации, хотя и понимала, что это не то Вхождение, на которое она сейчас так рассчитывала.
Этот шум… этот шум…
- Эйла… - позвала женщина едва слышно, больше выдыхая имя, чем давая ему силы своим голосом. – Эйла…
На миг перед глазами встало знакомое лицо – тяжеловатый низкий подбородок, тонкие губы, вздернутый нос, каштаново-рыжие волосы – а затем шум трансформировался в слова.
«Прибыл морем. Корабль разбит. Свежих следов нет. Был кто-то еще»
Проклятая девчонка!
Ноа ощутила резкую вспышку раздражения, усиленную зарождающейся головной болью и довольно грубо разорвала контакт, понимая, что по ту сторону сейчас наверняка аукнется. И ее тут же стошнило, едва успела отвернуться от бедняги Луня. Правда, пустому желудку оказалось особо нечего извергать, лишь кисловато-горькую слюну да немного желчи. Выразительно сплюнув, она выпрямилась, раздраженно цыкнула, отстегнула от седла бурдюк с водой и весьма экономно прополоскала рот. Сделала пару глотков.
Из всех фриэддорских храмовниц, кроме самой Ноа и, безусловно, госпожи Сафир, именно Эйле легче всего давалось Вхождение, и девчонка время от времени прибегала к нему даже тогда, когда в этом не существовало острой необходимости. Даже если после этого она неделю чувствовала себя так, словно ее сначала отравили, а затем еще и хорошенько избили. Похоже, ее развлекала возможность использовать тайное и запретное умение, которое с такой старательностью осуждали едва ли не все старшие чины Святого Города, и это неизменно приводило Ноа в неподдельную ярость. Хорошо хоть Дайна об этом не знала, а то быть девице битой не фигурально, а весьма буквально. «Ведьмовских» штучек Ризваль не переносила даже больше, чем Джи де Мюле, а этого змея в человеческом облике мало что могло привести в такое же исступление, как трюки, время от времени проворачиваемые некоторыми сестрами и братьями Святых Орденов.
Вхождение считалось навыком божественного благословения, милостью, дарованной Божественными Близнецами верным сынам и дщерям своим, ради помощи в святом деле истребления еретиков. Но многие, включая и саму Ноа, относились к этой божественности с некоторой скептичностью и предубеждением. Хорошо, что Дваждысветлые подарили некоторым из своих последователей возможности, далеко выходящие за рамки умений простых людей, но чем реже приходилось этим пользоваться, тем спокойнее и безопаснее было для всех. И дело было даже не в соблазне силой, даже не в неприятных ощущениях и физических последствиях после применения таких навыков, а в весьма четком ощущении противоестественности и ненормальности, как самого процесса, так и человека, его освоившего. Наверное, именно поэтому это считалось запретными искусствами, несмотря на свой статус божественности.