Желудок сжался болезненным спазмом, однако внутри было слишком сухо, чтобы девушку стошнило. Ее внутренности полыхали все сильнее, перед глазами встала кровавая пелена.
- Нет… нет…. Пожалуйста, пожалуйста, кто-нибудь, пожалуйста…
Голос становился все тише и тише. Волосы закрыли склоненную голову неплотной пеленой. Напряженные пальцы вонзились в твердую, негостеприимную землю. Сердце билось так, словно было готово вот-вот вырваться наружу или и вовсе разорваться. Дыхание срывалось. Паника накрывала головой. Девушке казалось, что она сейчас умрет.
- Уилл, спаси меня… Уилл… - всхлипывания Дэйдры перерастали в спазмы и подергивания, болезненные и хриплые. – Пожалуйста, спаси меня… спаси… отец…. Папа… пожалуйста, папа!
…Момент, когда она провалилась по ту сторону, Дэйдра не почувствовала даже сама.
Жажда прекратила существовать. Боль осталась, но словно бы отдельно, как плотно обволакивающая тело одежда, тесная, несколько неудобная, но все же ощущающаяся поверхностно.
Вокруг же царила тьма. Ни направления, ни верха, ни низа, ни ощущения времени. Только густая, плотная и словно бы одухотворенная тьма, молчаливо и пристально наблюдающая сразу со всех сторон. Дэйдра будто парила в самом центре ее, не чувствуя собственного тела, лишь разум, некое сосредоточение собственного я, испуганного, уставшего, отчаявшегося. Она пробовала пошевелиться, открыть рот и издать хотя бы звук, но у нее не получалось. Она не могла понять, как долго здесь находится, как сюда попала и как отсюда выбраться. Ощущение же присутствия стороннего наблюдателя лишь усиливалось. Если бы Дэйдра могла видеть, то, как ей казалось, она бы наверняка увидела тысячи глаз, обращенных на нее со всех сторон. Глаз одного единственного существа, если это вообще можно было назвать существом.
То, что Дэйдра сейчас собой представляла, сжалось в испуганный дрожащий комок. Тьма окружала ее со всех сторон, наваливалась, налипала, обволакивала чем-то густым, лишенным запаха, вкуса и температуры.
Страх усиливался.
Это была та самая тьма, которая прежде пряталась под ее веками, в темных углах и густых тенях. И вот, наконец-то, она настигла свою жертву.
У Дэйдры возникло ощущение, что она находится в чреве какого-то жуткого монстра, не совсем реального, но от этого не менее пугающего. Ее проглотили и сейчас начнут переваривать. Она сжалась еще сильнее, с отчаянием думая о том, что уж лучше было потеряться в холодной одинокой степи, умирая от усталости, боли и жажды, чем пребывать здесь.
Тьма продолжала давить на нее, сжимая в своих безжалостных объятьях и не сводя с девушки миллиона внимательных глаз, преисполненных… осуждения? Ненависти? Ярости?
Каждая мысль об этом, каждая догадка словно бы хлыстала по обнажившимся нервам. На короткий миг Дэйдре даже подумалось, что она уже умерла и попала на тот свет, в ту часть Вечной Ночи, которая была отведена для убийц и преступников. Самое место для такого ничтожества, как она.
Если бы Дэйдра могла завыть, она бы сейчас так и поступила.
Время тянулось мучительно медленно, растягиваясь патокой, без начала и конца. Миг за мигом, спазм за спазмом, в бесконечной пучине отчаяния. В безвременье, лишенном ощущений. Но в какой-то момент безраздельный страх сменился странной нотой раздражения, будто бы возникшей чисто из упрямства, свойственного девушке духа противоречия.
И что же, если она и вправду умерла? Будет ли хоть кто-нибудь искать ее тело, чтобы похоронить? Или она так и останется гнить где-то под равнодушными небесами в дикой, пустынной степи? Нэн наверняка заплачет, но… Уилл быстро найдет утешение в объятиях другой. Родня мужа будет только счастлива избавиться от незнакомки с дурной славой. Отец… что ж, теперь, когда Оран больше не нуждался в ее силах, отец был бы рад, если бы и она отправилась вслед за братом.
В сознании Дэйдры резкой вспышкой возник образ отца. Как бы она не пыталась вспомнить его лицо, перед ней стояла лишь напряженная прямая спина, словно бы преисполненная недовольства и презрения.
Спина, всегда только спина.
Злость и обида заставили тугой свернувшийся комок того, что было сущностью Дэйдры, развернуться в полный рост.
«Даже не надейся», - подумала она с неожиданной для самой себя четкостью. – «Даже не надейся, отец. Я не собираюсь подыхать. Ты не избавишься от меня так легко!»
Если бы здесь, во тьме, у нее существовало лицо, оно бы наверняка исказилось в жуткой гримасе.
«Я не сдохну… Я не сдамся», - словно заклинание повторяла Дэйдра, представляя, как целится в уставившиеся на нее осуждающие глаза ногтями на напряженно согнутых пальцах. – «Я не сдохну!»