«Где Джон и Пятый?» — спрашиваю я ее.
«Пятый…никто не заслужил такой смерти, Шестая, даже он». Марина отчаянно качает головой, когда она передает эту новость, избегая моих глаз. «Джон все еще там, удерживает Сетракуса Ра, пока мы не сможем обрушить это место на него».
Словно, чтобы подчеркнуть слова Марины, через горную базу проходит еще одна дрожь. Это был Сэм, очень медленно разрушающий логово Могадорцев.
Марина смотрит на дыру в моей груди, и ее рот открывается, как будто она удивлена, что я все еще стою. «Ты сможешь пройти немного дальше? Я исцелю тебя, когда мы будем снаружи».
«Нет», — говорю я ей. «Исцели меня сейчас».
Она смотрит в потолок. «Но…».
«Элла, если ты слушаешь, скажи Сэму прекратить это дерьмо!»
«Ты не видела Сетракуса Ра, каким он стал», — говорит Марина, широко раскрыв глаза. «Шестая, это может быть единственным способом остановить его».
Когда Адам рассказал мне о разрушении этой горы, я поддержала его. Но это было тогда, когда это было последним средством, когда никого из нас не осталось бы, чтобы сразиться с Сетракусом Ра.
Ну, я все еще стою.
«Черт, это», — отвечаю я Марине. «Я не позволю Джону мучить себя. Я иду туда. Когда я его достану, вы можете пройти прямо вперед и бросить на эту гору все, закопав остатки Сетракуса Ра».
Я добавляю эту последнюю часть больше для Эллы, которая, я уверена, слушает в телепатии, чем для Марины. Я хочу, чтобы Элла передала это Сэму.
Держите это место стоящим. Дайте мне шанс.
Марина смотрит мне в глаза, и я могу сказать, что она пытается решить, сошла ли я с ума или нет. Затем она аккуратно укладывает Девятого вниз, большой парень отчаянно стонет, и прижимает ее хорошую руку к моей груди. Когда ее холодная целебная энергия течет ко мне, я с жадностью впитываю первый глубокий вдох, который я была не в состоянии сделать с моей битвы с Фири Дун-Ра.
«Я должна пойти с тобой…» — говорит Марина. Ее взгляд тянется к Девятому.
«Нет, он выглядит не очень хорошо», — отвечаю я. «Оставайтесь с Девятым; убедись, что он не умрет. Сегодня никто не умрет, хорошо?»
Марина заканчивает исцелять меня. Она хватает мою руку.
«Будь осторожна, Шестая», — говорит она.
Чувствуя себя переродившейся, я прыгаю в направлении, из которого только что вышла Марина. Я хорошо помню это место — не так давно я убегала из этих пещер. Никогда не думала, что возникнет тот день, когда я вернусь в эти глубины, особенно, когда взорвать их — это жизнеспособная альтернатива.
Я не позволю Джону умереть здесь. Он думает, что может выиграть это без остальных, думает, что ему нужно все это преодолеть, чтобы компенсировать то, что произошло с Сарой.
Ему не нужно нести это бремя в одиночку.
Так что я бегу. Мои ноги сильно ударяются о неровную местность. Вскоре я спускаюсь по спиральному выступу, все глубже и глубже. Я вижу мерзкий резервуар черного ила ниже. Я знала, что это будет так. Я сжимаю упавший кусок скалы, ныряя под провисающим сталактитом и прыгаю с уступа на один из узких каменных мостов, чтобы сэкономить время. Спуск вызывает головокружение, мое сердце колотится.
Внизу я замедляюсь и становлюсь невидимой. Как только я добралась до края озера, я останавливаюсь.
Здесь черный ил разбросано по всему каменному полу, словно воздушный шар, наполненный илом, взорвался. Некоторые из жгутов бьются взад и вперед по земле, как рыба из воды. Тем не менее, большая часть материала сухая и жесткая.
Джон лежит в эпицентре всего этого. Похоже, его пропустили через мясорубку. Там нет ни дюйма его тела, которое не пропитано кровью. Его кожа измельчена, изуродована, кости пробиваются сквозь нее. Я думаю, что его ноги и руки сломаны. Я смотрю на его грудь несколько секунд, надеясь увидеть, как она поднимается и опускается.
Он не двигается.
Я помню, каким он был, когда я впервые увидела его в Парадайзе. Красивый и смелый, такой наивный. Готовый поставить свою жизнь на кон. Я помню, что держала эту руку — пальцы теперь разбиты, разрезаны лентами — и я помню тепло, комфорт, который он мне дал, когда мне это было нужно.
Он умер здесь один.
Я должна кричать. Но после всех этих лет, всех этих смертей, я больше не чувствую ярости и печали. Я чувствую холодную решимость.
Закончить это.
Я проглатываю желчь и обращаю внимание на другую форму на полу пещеры. Хрупкий и увядший, старик, его серая кожа в пятнах в некоторых местах, а в других — жесткая черная, как ил, разбросанный по полу. Даже когда я смотрю, те темные участки его тела медленно распадаются, тая, как пепел, с конца сигареты. Старик оставляет след сумеречной субстанции, когда он тащится через скалы, медленно двигаясь к озеру ила, вытянув руку.