Она отскочила и показала ему язык.
— Вот чертовка! — сказала женщина и замахнулась.
— Не надо, — сказал священник. — Не надо. — Он с трудом сел. — Не смей…
— Я ее мать.
— Мы не имеем никакого права.
Он повернулся к девочке:
— Если бы только у меня были карты, я показал бы тебе пару фокусов. Ты могла бы научить своих друзей…
Он никогда не знал, как говорить с детьми, разве что с амвона. Она вызывающе смотрела на него.
— Ты умеешь посылать сигналы стуком: тире, точка, тире?
— Вы что, отец? — воскликнула женщина.
— Это детская игра, я знаю. — Он спросил у девочки: — Ты с кем-нибудь дружишь?
Она вдруг снова понимающе засмеялась. Семилетнее существо напоминало карлицу: уродливая зрелость таилась в нем.
— Пошла прочь, — сказала женщина. — Пошла, а то я тебе покажу.
Та сделала последний грубый, непристойный жест и ушла. Для него, быть может, навеки. С теми, кого любишь, не всегда прощаешься у смертного ложа, неторопливо, кадя ладаном.
— В самом деле, — сказал он, — чему мы можем ее научить?
Он думал о том, что умрет, а ее жизнь будет продолжаться; быть может, его муки ада и будут состоять в том, что ему придется следить, как она с годами постепенно катится вниз, навстречу ему, зараженная его недугом, будто туберкулезом. Он лежал на постели, отвернувшись от меркнущего света. Казалось, он спит, но сна не было. Женщина возилась по хозяйству, а когда солнце село, появились москиты, стремящиеся точно к своей цели, как ножи, которые бросают матросы.
— Повесить сетку, отец?
— Нет, это не важно.
За последние десять лет у него было больше приступов лихорадки, чем он мог сосчитать; его это больше не тревожило: приступы начинались и проходили, а он не обращал внимания — они были частью его жизни.
Вскоре Мария вышла из хижины; он слышал, как она болтает с кем-то на улице. Ее уклончивость удивляла и приносила некоторое облегчение; однажды, семь лет назад, в течение пяти минут они были любовниками — если только можно назвать этим словом их отношения, при которых она ни разу не назвала его по имени; для нее это просто эпизод, царапина, которая быстро заживает на здоровом теле. Она даже гордилась тем, что была женщиной священника. Только он один унес рану, словно вокруг все вымерло.
Было темно: никаких признаков утренней зари. Десятка два людей сидели на земляном полу в самой просторной из хижин; он говорил проповедь; лиц их он не мог различить. Дым от свечи на ящике поднимался прямо вверх — дверь заперли, и воздух был неподвижен. Он говорил о Небе, стоя между людьми и свечами, в оборванных крестьянских штанах и рваной рубахе. Они вздыхали и беспокойно ерзали; он знал: им хотелось, чтобы литургия кончилась поскорее. Они разбудили его очень рано из-за слухов о полиции… Он говорил:
— Один из Отцов Церкви учит нас, что радость всегда связана со страданием. Страдание — часть радости. Если мы голодны, то думаем: как хорошо будет в конце концов поесть. Если мы хотим пить… — он внезапно остановился и стал вглядываться в темноту, ожидая злобного смеха, но его не было. — Мы ограничиваем себя, чтобы получить удовольствие. Вы, наверное, слышали о богачах на севере, которые специально едят пересоленную пищу, чтобы усилить жажду и пить то, что они называют коктейлем. Так же и перед свадьбой бывает помолвка… — он снова остановился и подумал о своих грехах; язык прилип к небу. В невыносимой ночной жаре пахло тающим воском; люди ерзали на жестком полу в полумраке. Запах немытых человеческих тел смешивался с запахом воска. Он заставил себя продолжать и воскликнул громко и уверенно:
— Вот почему я говорю вам, что Небо близко; страдание причастно Небу, как боль — радости. Молитесь, чтобы вам страдать еще и еще. Никогда не уставайте страдать. Полиция следит за вами, солдаты берут налоги, вас бьет начальник, потому что вы слишком бедны, чтобы заплатить; оспа, лихорадка, голод… все это причастно Небу — приготовление к нему. Как знать, может, без всего этого Небо не будет для вас таким желанным. Не будет иметь такой полноты. А Небо… Что такое Небо? — Заученные фразы, пришедшие из жизни, которая теперь казалась недостижимо далекой, — размеренной, спокойной жизни в семинарии — застряли у него в горле. Названия драгоценных камней: Золотой Иерусалим? Но эти люди никогда не видели золота.