Третье воспоминание тоже не радовало, в нем я начал задыхаться от острого приступа аллергии. В тот раз ветер нанес удивительно много пыльцы, и мой потрепанный произошедшими событиями организм окончательно переклинило.
Не самое противное воспоминание, но очень жуткое. Лежишь ты такой в полном сознании и всё, не вдохнуть, не выдохнуть. Лежишь в холодном поту и единственное что можешь делать, так это секунды отчитывать.
Нет, сначала я, как и полагается, впал в панику, и даже пытался начать суету, но в этом состоянии, чем больше дергаешься, тем меньше у тебя секунд жизни. Да и почему-то стало стыдно извиваться перед девчонкой, которая всё это время меня от волков отбивала.
Но как я выжил-то после этого? Непонятно.
Дальше воспоминания уже не столь цельные и, наверное, слава богу, так как состояние временной беспомощности, слабости и отчетливого понимания, что ты где-то у черта на куличках это не то, о чём хочется помнить.
А потом, через «сотни лет» бреда и страданий, наступил очередной день и я неожиданно понял, что могу не только лежать но и шевелиться. Более того, я смог-таки, наконец, сесть и осмотреться.
Степь от горизонта и до горизонта, вот собственно и всё что можно было увидеть. И это из приятного. А вот из менее приятного это линия из пяти ямок с продуктами жизнедеятельности. Судя по всему, все эти дни мою бессознательную тушку время от времени перетаскивали на пару метров в сторону, а ямки не что иное, как своеобразная «утка».
— Стыдно-то как, — пробормотал я, невзирая на саднящее и словно бы шершавое горло.
С трудом сплюнув горькую слюну, я попытался встать, что получилось не с первого и даже не с десятого раза, но всё же получилось. Меня раскачивало как пьяного, но, тем не менее, я стоял на ногах и… опять видел одну лишь степь и ничего кроме степи.
Усевшись обратно на жиденькую подстилку из травы, я осмотрел себя, и лишь закашлялся нервно, так как потерял как минимум половину своего веса. Но что странно, организм избавился от жира, а вот мышцы и прочее разное, на удивление, словно и не затронуло. За все годы своей жизни я всякое встречал, но такой эффект вижу впервые. Обычно организм избавляется от всего этого, придерживая сало на черный день, а тут почему-то обратная ситуация.
Но трудно предаваться пространным размышлизмам, когда чувствуешь жажду, голод и тебе холодно. Кстати да, остатки моей одежды лежали небольшой кучкой рядом со мной, а я пребывал в «спецовке Адама». Был полностью раздет, если уж прямо говорить.
— Черт. Если я сейчас же не ополоснусь, я же со стыда тут помру.
Вновь утвердившись на ногах, неспешно побрел к ручью, что протекал, не так уж и далеко, по меркам здорового и полного сил человека. М-да. Кто бы знал, что тридцать метров это так далеко.
***Ю Ли***
Выживший наконец-то пришел в себя, и даже успел смыть с себя грязь и копоть, и это было хорошо. Плохим здесь было то, что он не смог съесть сырое мясо бротто, и в этом была проблема. Я тоже не очень-то радовалась своей вынужденной диете, но вариантов тут было мало. Или ты ешь сырое мясо или не ешь вообще.
— Я понимаю, что есть такое противно, но вариантов нет, уж извини, — со вздохом пробормотала ему, уже зная, что спасенный мною хуман не говорит на стандартизованном диалекте от слова совсем. — Эх, был бы тут дроид-повар… ну или хотя бы жарочный шкаф.
— Nu, ne kotleta iz pressovannyh tarakanov, uzhe horosho, — произнес отощавший парень с легкой сединой в волосах. Он со странным выражением на лице покрутил тушку бротто перед собой и аккуратно положил её на землю. — Nikogda ne proboval est' homjakov.
Непроизвольно потянувшись в Силе к собеседнику, я чуть не вскрикнула от неожиданности, ибо спасенный хуман был абсолютно спокоен. Злость, испуг, омерзение? Забудьте об этом, эмпатия четко показывала, что выживший пребывал в приподнятом настроении и, судя по всему, единственное, что его раздражало это вынужденная нагота.
— Может он думает, что сейчас приедет спасательная команда и все происходящее вокруг не больше чем временное неудобство? — с трудом поборов гнев мысленно вопросила сама у себя.
Сняв с себя свой скромный отрез мешковины, единственный элемент гардероба который был доступен мне на этой планете, я одним быстрым движением порвала ткань на две относительно равные части. Одну полосу мешковины я обернула вокруг бедер, а вторую протянула выжившему, ожидая его негативной реакции. Однако истощенный болезнью парень, вместо того чтобы брезгливо морщится лишь неспешно кивнул, забрав этот своеобразный подарок.