А войска, возглавляемые Римоном, окружили плотным лагерем королевский замок и готовы были сами умереть, но не допустить моей смерти. Часто раздавались угрожающие крики в адрес короля и даже Его Великой Святомудрости. Но за эти слова, за которые ещё совсем недавно человек немедленно попал бы на дыбу, никто никого не пытался наказывать. И крикунов этих не останавливали, с ними были полностью согласны практически все собравшиеся.
Кроме смерти короля и главы Святой Церкви требовали, разумеется, моего освобождения. Им, в принципе, и самим ничего не стоило взять штурмом замок и вызволить меня, и останавливало их только то, что я пошёл в заточение почему-то добровольно, поэтому вызволять меня значило бы пойти против моей “святой” воли.
Поэтому огромные массы вооружённых людей пока бездействовали, но напряжение в этих массах нарастало. Достаточно было поднести спичку, и вспыхнул бы такой пожар, какого этот мир, возможно, вообще не видел.
Римон хладнокровно держал в узде готовую взорваться “праведным” всеразрушающим гневом толпу. Слова Римона, человека, назначенного главнокомандующим самим “Святым Максимом”, оказывали мощное воздействие и какое-то время могли сдерживать слепую ярость толпы. Но лишь – какое-то время. Слишком долго это продолжаться не могло. Рано или поздно я должен был оказаться на свободе, к которой вовсе не стремился.
Наверное, это поняли и Чёрные Колдуны, иначе они вряд ли бы решились на этот страшный, страшный в первую очередь для них самих поступок. Но они поняли, что скоро, очень скоро толпа может выйти из-под всякого контроля и освободит меня. И боялись они этого почему-то больше, чем даже казни своих заложников…
Они каким-то невероятным образом, используя свои магические знания, сумели “зомбировать”, “закодировать” начальника королевской стражи и передать ему телепатическим путём приказ прикончить меня. Убить, пока меня не освободили.
Не знаю, откуда у них взялось такое желание моей смерти. Они ведь отлично знали, что как только Римону станет известно, что меня всё-таки убили по приказу Чёрных Колдунов, он не только тут же казнит всех заложников. Он немедленно начнёт тотальную войну на полное истребление всех Чёрных Колдунов. И в этой войне сила будет на его стороне. Чтобы отомстить за “мученическую смерть Сына Бога” под знамёна Римона, этим же “Сыном Бога” и назначенным командовать, встанут неисчислимые толпы обезумевших фанатиков. В руках которых будет страшное, страшное не только для средневековья, оружие.
Но Чёрные Колдуны, хорошо понимая всё это, всё-таки решились подослать убийц в подвал, куда меня посадили ждать своей смерти. Но когда палачи вошли в мою “камеру”, было уже поздно…
Может быть, это спасёт Чёрных Колдунов и многих других людей от чудовищной войны. Ведь палачам всё-таки так и не удалось убить меня.
Я же всё это время ничего ни о чём не знал, совершенно не представлял, что творилось снаружи… Меня отвели в подвал и оставили в тесном и холодном каменном мешке. Чадящий факел скоро погас, и я остался в полной темноте и скоро потерял всякое представление о времени.
Возвращённый мне Лунный Меч по-прежнему был со мной, но он был бессилен мне помочь. Да я и не хотел никакой помощи. Я сидел на клочке гнилой мокрой соломы и слушал плеер, те самые записи Барда, попавшие сюда из моего мира. Слушал, зная, что скоро батарея разрядится, и зарядить её уже не удастся: как только я предал свой Меч, отдал его королю, Камень в его рукояти потускнел и полностью утратил силу Лунного Света.
Но мне даже это было как-то всё равно. Я сидел и слушал, зная, что слушаю последний раз. И как обычно, примерял песни Барда на себя, сопоставлял судьбу героев его песен с собственной судьбой, их переживания – со своими.
От этих песен мне не стало легче, наоборот, боль вернулась в сердце и всё время усиливалась, как будто кто-то безжалостно раздавливал его когтистой лапой.
Но я опять стал чувствовать боль, апатия, мертвящий наркоз полного безразличия ко всему, включая собственную судьбу, медленно, очень медленно и неохотно, но уходили. Я сначала просто тупо и отстранённо слушал записи, совершенно не вникая в смысл слов. Но постепенно странная и тревожащая музыка, щемящие интонации песен всё-таки “зацепили” душу, и я, сам не замечая этого, стал вслушиваться в звон струн и хрипловатый голос. Гитара, самозабвенно изливающая свой восторг и свою боль, заставляла звучать в унисон и какие-то невидимые струны в моей, казалось бы совершенно омертвевшей от боли душе.
Зачем мы все живем?
В чем стимул бытия?