Эй, в космосе, словам моим внемли!
Плодимся, спим, жуем,
И гений и свинья –
Микробы на молекуле Земли…
Колючка ржавая, барак седьмой.
Мне про судьбу ЗК поет товарищ мой.
Архипелаг Гулаг, Россия-мать!
Зажми судьбу в кулак, не вздумай разжимать…
А правда, зачем же мы всё-таки живём? Не только ведь “жуём” и “плодимся”, но и убиваем друг друга. И ведь люди убивают друг друга куда чаще, чем любые свиньи. А чем ещё-то, кроме этого мы от свиней отличаемся?
Кто мы вообще для Него, как говорил тогда в Крыму Олег, люди, созданные по Его Образу и Подобию, или амёбы, пожирающие друг друга, пауки в банке, микробы? Которые друг друга как-то там убивают, но почему, кто там прав и кто виноват, разобраться немыслимо, значит, и вмешиваться нет смысла?
Олег тогда не ответил на свой вопрос, видно, и для него это была неразрешимая загадка. Он не знал на неё ответа. Но почему-то всё равно считал, что жить всё-таки стоит. Почему стоит? Что-то плохо помню, что он тогда сказал…
А, кажется, он говорил, что в жизни, не смотря ни на что, есть много хорошего. И что это хорошее удаётся иногда защитить. Не знаю. Лично мне – не удалось. Все мои попытки кого-то защитить, избежать пролития крови приводили до сих пор только к ещё большей крови…
И шипят в головах разрывные уставшие пули,
Там как будто уснули, да прильнуть не успели к подушке.
“Гнездо кукушки” – вот вам истины вашей изнанка,
Всем, кто верит, гадает цыганка,
Что прильнуть не успела к подушке.
А может быть, я действительно – сплю? В какой-нибудь психушке? Может, мне действительно всё это – Фатамия, мой взлёт к огромной власти, реки крови вокруг меня, Морская Свирель, из-за которой пожертвовал собой Лео, может быть, мне всё это и правда просто снится?
Я действительно чувствовал себя как в дурном сне. Чувствовал, как в голове моей как будто что-то уже целую вечность взрывается, и предсмертная боль от этого взрыва, навеянный этой болью кошмар просто кажутся мне бесконечно растянувшимися во времени.
Коль нет лица – то будь толпою, будь,
Но дело не забудь, свои дела.
И мудрецам Судьбы неведом путь,
Попробуй заглянуть за Зеркала!
Непросто заглянуть за Зеркала…
Жаль, многим очень жаль, многим снится даль без кривизны.
Гнездо кукушки – вот вам истины вашей изнанка,
Пляшет с кем-то незримым цыганка,
Что прильнуть не успела к подушке.
Угораздило же меня заглянуть за эти “Зеркала”! И ведь действительно, очень непросто это было. Но постарался, идиот, ещё как постарался…
Без шутовского костюма и без грима
Шутит шут не ради шума сам с собою,
И с Судьбою под звездою Пилигрима…
Ты опять, Удача, мимо? Шут с тобою!
Я с тобою…
С деревянною трубою, с ветром рядом
Я улягусь под Горою, чтоб проснуться,
И очнуться, и вернуться без награды,
И беззубо тем, кто рады, улыбнуться,
Тем, кто рады, улыбнуться.
Там мерцает ожиданья огонь в тумане,
Там играет на гармони моя маманя,
Быль и небыль – всё смешалось на белом свете,
Птаху в небе зажимает бродяга-ветер,
Может, удастся всё-таки мне когда-нибудь “проснуться, и очнуться, и вернуться”? И улыбнуться “тем, кто рады”? Пусть - “беззубо”, я согласен! Ещё раз увидеть маму, других дорогих мне людей…
Сердце опять сжала колючая боль, и оно затрепетало, как воробей в когтях у кошки. Я затаил дыхание, пережидая. И неожиданно понял, что могу умереть в любой момент, сердце уже просто не выдерживает всего, что со мной и вокруг меня происходит.
Сердце как будто оплела та “колючка ржавая”, о которой пел Бард, и эта колючая проволока шевелилась, медленно сжималась всё сильнее, сдавливая сердце и раздирая его колючками на кровоточащие куски. В любой момент сердце может, не выдержав боли, от которой темнеет в глазах, остановиться навсегда. Но мне почему-то уже опять не хочется немедленной смерти, хочется успеть послушать хотя бы ещё несколько песен Барда.
Сердце, как будто услышав мою просьбу, с усилием опять начало биться. Каждый толчок давался ему с трудом, оно из последних сил продиралось сквозь парализующую боль. Но всё-таки билось. Я был благодарен ему.
На этой кем-то проклятой Земле
Я жил недолго, но успел понять,
Что лучше в Ад попасть и муку на огне
За все грехи, мои грехи свершённые принять.
В Раю мне делать нечего совсем,
Я не хочу блаженства в тишине,
Я видел жизнь во всей её красе,