Он качает головой:
— Пять часов назад не было. Но я еще раз проверю прямо сейчас. — Он начинает что-то набирать на клавиатуре.
— Давай сначала съедем с шоссе, пока кто-нибудь не увидел светящуюся планету Земля, подвешенную в машине, — говорю я. — Не забывай, что мы чертовски близко от Парадайза.
* * *
Аделина храпит, и я чувствую себя виноватой. Но я впервые в жизни увидела свое Наследство, которое должна была получить еще много лет назад. Камни и драгоценные камни разных цветов, разных размеров и формы. Пара темных перчаток и пара темных очков. И то, и другое сделано из материалов, каких я никогда раньше не видела. Маленькая ободранная от коры ветка, а под ней — необычное округлое устройство со стеклянной линзой и плавающей стрелкой, чем-то напоминающее компас.
Но больше всего меня заинтриговал светящийся красный кристалл. Только увидев его, я больше не могу оторваться. Я протягиваю руку и беру его; он теплый и живой. На долю секунды он ярко вспыхивает красным светом, потом тускнеет и начинает медленно пульсировать в такт моему дыханию.
Кристалл становится горячее, ярче и начинает издавать низкий гул. Я паникую при мысли, что одно из моих Наследий активировало лорикскую бомбу.
— Аделина! — кричу я. — Проснись! Пожалуйста, проснись!
Она супит брови и храпит еще громче.
Я свободной рукой трясу ее за плечо.
— Аделина!
Я трясу еще сильнее и роняю кристалл. Он с тяжелым стуком падает на каменный пол и катится к выходу с колокольни. Когда он падает с первой ступеньки на вторую, красный свет перестает пульсировать. Падая со второй ступеньки на третью, он вообще перестает светиться. А когда падает на четвертую, я срываюсь и бегу за ним.
* * *
Сэм мчится по темной гравиевой дороге. Шар по-прежнему вращается у меня перед лицом. Маленький пульсирующий огонек все еще пытается что-то нам сказать. Мы останавливаемся, Сэм выключает двигатель и фары.
— Так что я думаю, что это один из ваших, — обернувшись, говорит Сэм. — Другой номер. И этот номер находится в Испании.
— Мы не можем быть в этом уверены, — отвечает Шестая.
Сэм кивает на шар.
— О'кей, сама подумай. Когда вы только прилетели, все вы должны были разъединиться и жить порознь, верно? Так было задумано: вы расходитесь и скрываетесь, пока не разовьются ваши Наследия, пока вы не натренируетесь и все такое. А что потом? Потом вы объединяетесь и вместе сражаетесь. Так что это огонек может быть сигналом к объединению. Но скорее это сигнал бедственного положения, в котором оказался один из номеров. А, может быть, кто-то, Пятый или Девятый, только что впервые открыл свой Ларец, и, поскольку эта штука у нас сейчас включена, мы можем общаться.
— Тогда, может быть, они видят, что мы находимся в Огайо? — спрашиваю я.
— Черт. Может быть. Вероятно. Но я серьезно, задумайтесь об этом. Если Старейшины дали вам все это добро в Ларцах, значит, они дали бы вам и средство общаться друг с другом. Правильно? Может быть, мы каким-то образом нашли ключ и теперь знаем, где находится тот, кому требуется наша помощь, — говорит он.
— А может, кого-то из наших пытают и заставляют вступить с нами в контакт и заманить в ловушку, — добавляет Шестая.
Я уже готов согласиться, как вдруг очертания Земли расплываются и весь шар начинает вибрировать от женского голоса, который говорит:
— Adelina! ¡Despierta! ¡Despierta, por favor! Adelina!
Я чуть не кричу в ответ, но тут шар вдруг сжимается, и возвращается привычный вид из семи сфер.
— Вау, вау, вау! Что это сейчас случилось? — спрашиваю я.
— Я бы сказал, что сигнал прервался, — говорит Сэм.
* * *
Я ловлю камень, когда он прыгает с девятой ступеньки, но он больше не светится. Я трясу его в ладони. Дую на него. Кладу на открытую ладонь Аделины. Но он не меняет своего нового бледно-голубого цвета, и я боюсь, что я его поломала. Я осторожно кладу его обратно в Ларец и вынимаю веточку.
Сделав глубокий вдох, я выставляю ее в одно из двух окон и концентрируюсь на другом ее конце. Возникает какая-то магнетическая сила. Но прежде чем я успеваю ее проверить и оценить, я слышу, как внизу башни со скрипом открывается дубовая дверь.
21
Пока мы едем, я несколько раз пытаюсь восстановить сигнал, но всякий раз, когда солнечная система запускается, она действует как обычно. Уже почти полночь, и я готов попробовать помудрить с камнями и другими предметами из Ларца, но тут на горизонте появляется россыпь городских огней. Справа от дороги нас встречает тот же знак, какой мы видели несколько месяцев назад, когда за рулем был Генри:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПАРАДАЙЗ, ОГАЙО
НАСЕЛЕНИЕ 5243 ЧЕЛОВЕКА
— Добро пожаловать домой, — шепчет Сэм.
Я прижимаюсь лбом к стеклу и узнаю заброшенный амбар, старое объявление насчет яблок, зеленый пикап, все еще выставленный на продажу. Меня охватывает теплое чувство. Из всех мест, где я жил, Парадайз — самое любимое. Здесь у меня появился лучший друг. Здесь развилось мое первое Наследие. Здесь я влюбился. Но в Парадайзе я также столкнулся со своим первым могадорцем. Здесь произошла моя первая настоящая битва, и я познал настоящую боль. Здесь погиб Генри.
Берни Косар запрыгивает рядом со мной на сиденье. Его хвост виляет с немыслимой быстротой. Он прижимает нос к маленькой трещине в стекле и возбужденно принюхивается к знакомому воздуху.
Мы съезжаем влево на первую же боковую дорогу, делаем еще несколько поворотов, то и дело разворачиваемся и едем обратно, чтобы убедиться, что за нами нет слежки, и ищем правильное и наименее подозрительное место, где оставить наш джип. По ходу дела мы еще раз продумываем план.
— После того как мы находим передатчик, мы сразу возвращаемся к машине и немедленно уезжаем из Парадайза, — говорит Шестая. — Так?
— Так, — говорю я.
— Мы больше ни с кем не встречаемся и едем. Уезжаем.
Я знаю, что она подразумевает Сару, и прикусываю губу. После стольких недель в бегах, я наконец вернулся в Парадайз, а мне говорят, что мне нельзя ее увидеть.
— Ты понял, Джон? Мы уезжаем? Сразу же?
— Ну, хватит уже. Я знаю, к чему ты клонишь.
— Извини.
Сэм паркуется на темной улице под кленом в трех километрах от своего дома. Я ступаю на асфальт, мои легкие делают первый настоящий глоток воздуха Парадайза, и мне сразу хочется вспомнить — вспомнить Хэллоуин, и как я возвращался домой к Генри, и как сидел на диване рядом с Сарой.
Мы не хотим рисковать, оставляя Ларец в пустой машине. Шестая открывает багажник, достает его и ставит себе на плечо. Подвинув его поудобнее, она становится невидимой.
— Подожди, — говорю я. — Мне надо кое-что взять. Шестая?
Шестая появляется, я открываю Ларец, достаю нож и засовываю его в задний карман джинсов.
— О'кей. Теперь я готов. Берни Косар, дружище, ты готов?
Берни Косар превращается в маленькую сову и взлетает на нижнюю ветку клена.
— Ну, начали. — Шестая поднимает Ларец и снова исчезает.
Мы бежим. Сэм держится за мной. Я перепрыгиваю через ограду и в хорошем темпе бегу краем поля. Примерно через километр я ныряю в лес. Мне нравится, как ветки хлещут меня по груди и рукам, как мои джинсы рассекают высокую траву. Я часто оглядываюсь через плечо: Сэм не отстает дальше, чем на сорок шагов, перепрыгивает через бревна, нагибается под ветвями. Я слышу рядом шорох, но не успеваю дотянуться до ножа, как Шестая шепчет, что это она. Я вижу, как она приминает траву, и бегу по ее следу.
По счастью, Сэм живет на окраине Парадайза, где соседние дома стоят на значительном удалении друг от друга. Я останавливаюсь на самой опушке и вижу его дом. Он маленький и скромный, с белым алюминиевым сайдингом и черной крышей из мягкой черепицы. Справа из крыши торчит тонкая труба, задний двор огорожен высоким деревянным забором. Шестая материализуется и опускает Ларец на землю.