В последнее время он все чаще видел во сне Пливу. Как и в детстве, лазил по густому кустарнику, искал в нем что-то. Плива то вздувалась, как перед грозой, то текла спокойно. И всякий раз, когда во сне его мучила жажда, он оказывался на ее берегу и, черпая руками, жадно пил воду, пока не просыпался. Однажды река понесла его мимо водяной мельницы куда-то далеко-далеко. Его охватил страх. Но ничего плохого не случилось.
Шолая не знал, сколько времени он проспал. Неожиданно почувствовал что-то горячее на груди и проснулся. В комнате стало светлее. На гвозде, как и прежде, висела винтовка. Протянув руку, нащупал теплую женскую руку на своем плече. Повернул голову и увидел женское лицо. Густые черные волосы спадали на грудь. Глаза пристально смотрели на него. Женщина словно прислушивалась к его дыханию. Шолая взял ее руку, хотел отвести, но в этот момент она сильно обняла его и поцеловала прямо в губы.
— Родной мой… хороший…
— Что тебе надо? — прошептал он, пытаясь высвободиться из ее объятий.
— Хочу быть возле тебя… Не гони меня… — прошептала она и юркнула к нему под одеяло. — Год уже прошел… Живу как гиблое дерево… Родной мой… не отталкивай меня! Не уйду… не уйду… хоть убей меня!
Шолая, обожженный теплотой, закрыл глаза и начал гладить шелковистые волосы, упавшие ей на плечи, но в тот же миг, придя в себя, с силой оттолкнул ее.
— Уходи!
— Не гони меня, милый!
— Уходи! — крикнул он.
Выпустив его из объятий, женщина продолжала гладить шершавыми пальцами его лицо и шептала:
— По ночам видела тебя во сне, хоть и не знала тебя. — Потом она побежала к двери, подбирая белую рубашку, спускавшуюся до пола, и зарыдала…
Шолая закрыл глаза и снова почувствовал рядом с собой что-то теплое. Ему хотелось снова прогнать женщину, но она обняла его с еще большей силой. Голос у нее стал каким-то хриплым. Шолая сильно оттолкнул ее. Слышал, как она упала с кровати. Но когда проснулся, увидел, что она спит у него на руке. Она разрумянилась во сне и стала красивой. Шолая несколько минут смотрел на нее, потом разбудил. Она вздрогнула и открыла глаза.
— Что, родной мой? — спросила она нежно и мягкими пальцами провела по его лицу.
Шолая резко оттолкнул ее руку, спросил:
— Кто тебя звал?
— Сама пришла, — прошептала она, покраснев.
В этот момент в голове у него промелькнуло, что, может быть, кто-нибудь даже видел ее с ним рядом. Не зная что делать, Шолая спрыгнул с кровати. Схватил штаны, быстро натянул их, надел башмаки и, взяв со стола плетку, закричал:
— Слазь с кровати, с. . .!
Женщина вздрогнула и со страхом посмотрела на него, закрывая рукой вырез на груди, прижалась к стене и левой рукой потянула на себя покрывало.
— Что с тобой? Ты что, с ума сошел? — прошептала она.
Плетка дрожала в его руке.
— Слезай сейчас же! Издеваться надо мной решила?
Женщина послушалась. Сбросила с себя покрывало и спустила босые ноги на пол. Плечи ее вздрагивали.
— Пороть вас всех надо! — заорал он, замахиваясь на нее.
Она в ужасе отскочила от него и спиной ударилась о косяк двери.
— За что ты собираешься бить меня? Что я тебе плохого сделала?
— Змеи! Взбесились! Мужчин заманиваете! — кричал Шолая, приближаясь к ней с поднятой плеткой.
Она вдруг отскочила в угол, смело посмотрела на него и, опустив руки, сделала шаг вперед.
— Ударь! — выдохнула она, — ты же герой! На женщин плетку поднимаешь! — В глазах у нее светилась ненависть. Губы дрожали. — Хочешь, чтобы мы к четникам шли? Три дня назад появились они здесь, а я в горы убежала, чтобы не встречать их. Думала родить сына от героя, а он!.. Только посмотрите на него! Ничего ты не стоишь! Лгут люди! Ударь! Покажи себя! — Заметив, что он отводит глаза в сторону, она крикнула: — Все равно найду героя, хоть умри, умри, умри! — И, в последний раз окинув его взглядом, захлебываясь от слез, бросилась к двери и с силой захлопнула ее за собой.
Шолая продолжал стоять посреди комнаты. Разозленный, подошел к столу и бросил плетку. Долго зашнуровывал башмаки; никак не мог попасть в дырки. Выйдя на улицу, позвал дежурного и приказал готовиться к походу.
Когда обогнал колонну и поднялся на гору, обернулся и с грустью посмотрел на село сербских вдов. Ему казалось, что он провел в нем долгие годы. Смахнул слезу.
Шли недели, а он никак не мог забыть той ночи. Перед глазами то и дело возникал образ разгневанной женщины, и он не знал кого корить: себя или ее. Никто до той поры не говорил ему в лицо таких слов. Однажды ночью Шолая встал и вышел на улицу. Дошел до соседней хижины, где дежурил Белица. Позвал его. Тот вышел, поправил кобуру на боку и остановился.