Бубало посмотрел на него. Потом повернулся к другим.
— Надоело, да? — спросил он.
От группы отделился невысокого роста рыжеватый четник с полукруглой бородкой.
— Дальше не пойдем, Бубало. Сократи путь. Идем в село на несколько дней, а потом можно опять продолжить. Перебарщиваешь.
— И ты, значит, с ним? — Бубало с презрением посмотрел на говорившего. — Завели шашни?
— Какие могут быть шашни. Сил больше нет. Ни сна, ни отдыха.
— А кто вам коней достал, чтобы пешком не ходили?
— Ты достал, но какая от этого польза? Лошадь несет, а голова как свинцовая. Того гляди свалишься.
— В таком случае идите! — Бубало бросил на них взгляд, полный злости. — Не нужны вы мне! Договорились! Знаю я вас! Действуете из-за угла. Плохо будет вам. Идите к попу, причаститесь.
— Не говори так. Мы устали.
— А разве меня усталость не берет?
— Это нас и удивляет. Смотри на кого ты стал похож. Как мертвец. До каких пор так будет?
— Пока есть силы.
— У нас силы иссякли. Когда тебе все это надоест, найдешь нас.
— Значит, договорились?
— Да. Так дальше продолжаться не может.
Бубало молча рассматривал засохшую грязь на носке своего сапога.
— Оставляете меня, значит?
— Давай с нами. Отдохнем.
— Я отдыхать не могу.
— В таком случае нам не договориться.
— Хорошо, идите! Бубало натянул узду и погнал своего вороного. Все с удивлением посмотрели на него: не думали, что он так легко оставит их.
— Бубка, послушай! — крикнул ему вслед рыжеватый четник. — Вернись! Отдохнем — и завтра в дорогу.
Бубало обернулся, посмотрел на всех и, взмахнув плетью, крикнул:
— Идите, отсыпайтесь! Я знал, что вы меня бросите! Идите!
И с этими словами он скрылся в лесу.
Под буками тек ручей. Бубало слез с лошади. Напоив ее, сам нагнулся, чтобы напиться. В воде отразилось искаженное злостью лицо. Над головой изрезанное ветвями деревьев синело небо. Бубало поднялся. Потом вдруг поскользнулся и с трудом удержался на ногах. Вскочив в седло, изо всей силы стегнул лошадь и начал бить ее по шее, морде, бокам. Лошадь понеслась по тропе.
Вылетев на пустырь, Бубало устало опустил руку и, дрожа всем телом, прилег в седле. Голова упала на гриву лошади. Поводья отпустил, давая лошади возможность самой выбирать дорогу. Он не знал, сколько времени ехал так, ощущая теплоту солнца на затылке. Вдруг лошадь остановилась. Бубало поднял голову и остолбенел. Не веря своим глазам, он дернул узду, но лошадь не двинулась с места.
— Слезай, Бубка! — сказал Шолая, держа узду у самой морды лошади. — Далеко отправился?
Бубало не верил своим глазам: Шолая, Муса, Белица и целый отряд длинной колонной стояли на опушке леса. Растерянный, он повернулся в седле и хотел что-то сказать.
— Слазь! — еще раз приказал Шолая.
Вечером его расстреляли.
XII
Наступление на четников было стремительным. Разгромив их первые линии, Шолая продолжал преследование. Смерть Проле и картина, которую он видел под буковыми деревьями, привели его в ярость. Он косил огнем все на своем пути.
Четники начали отступать. Паника охватила их самый глубокий тыл.
…Дед Перушко отскочил от стола, прислушался, бросил нож возле зарезанного теленка и подбежал к двери. Бородка его дрожала от страха. С улицы доносились звуки выстрелов. Длинная пулеметная очередь разорвала утреннюю тишину.
— Шишко, подымайся! — крикнул он.
Спавший на соломе Шишко повернулся и открыл глаза.
— Что случилось?
— Подымайся! — крикнул Перушко. — Началось! Шолая идет!
Шишко вскочил на ноги.
— А откуда ты знаешь, что Шолая?
— Прислушайся!
Шишко прислушался к звукам выстрелов, схватил сапоги и начал натягивать их.
Перушко дрожал всем телом и никак не мог попасть в рукав пиджака. Глаза его нервно бегали по комнате. Губы шевелились, произнося какие-то непонятные слова.
— Сейчас мы с тобой на очереди. Это как пить дать. С Бубало счеты свел. Не будет нам жизни, пока он ходит по земле. И откуда он так рано взялся? Значит, еще ночью выступил.
— Он всегда как снег на голову, — пробормотал Шишко, мучаясь с сапогами.
— Трижды удирал. Может быть, и сейчас удастся! — простонал дед. — Эх, Шишко, несчастливые мы! Ты что к сапогу прилип? Бросай его!
Перушко подскочил к двери и ударил ее ногой.
Все плавало в тумане. Ветки сливовых деревьев висели на дощатом заборе, как платья, которые кто-то повесил посушить. Калитка была сломана. Мимо нее промчалась оседланная лошадь без наездника. Как призрак, бежал рысцой поп Кулунджия в мантии. За ним в красной накидке бежала толстая попадья и, спотыкаясь, кричала: