— Приготовьте плетки! Приведите Вуколу!
Через несколько минут двое сильных четников, громко считая удары, привели приказ в исполнение. Вукола выл так, будто с него сдирали кожу, а Томинац цедил сквозь зубы:
— Кто тебя подговорил, мать твою так? Говори!
— Никто! Ей богу, никто! Братья, спасите! Ой-ой! Спасите!
Удары сыпались один за другим.
Дед Перушко в это время стоял по грудь в меду, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Вдруг до него донесся визг женщины, а потом причитания Вуколы.
— По мою душу! — прошептал Перушко. — Пришел конец света! Ты, Шолая, повинен в моей смерти. Ты меня в дом загнал, прямо в мед!
Шишко тем временем возвращался назад. Один из четников на лошади Томинаца отправился собирать разбежавшихся. Шишко, мокрый от пота, с расстегнутым воротником и в сбитой на затылок кепке шел рядом с Колешко и ворчал:
— И это называется армия! Разве это порядок? От партизан голову спас, а тут от своих пришлось прятаться в пшеничном поле.
Колешко, тяжело дыша, шел за ним. Рубашка у него была разодрана до самого пупка. Он вышел во двор, недовольно щурясь на четников. Избитый плетьми Вукола продолжал ныть.
Шишко пошел на продовольственный склад. Там нашел старую льняную тряпку и начал счищать ею грязь с сапог. В этот момент из бочки донесся тонкий писклявый голос Перушко:
— Шишан! Шишан! Ты здесь?
Шишко обернулся.
— Это ты, деда? Где ты?
— В бочке! В бочке!
— А кто тебя посадил туда?
— Тише! — пропищал Перушко. — Что там делается?
— Ничего, все в порядке. Произошла путаница.
— Ох, черт его побрал бы! — простонал Перушко. — В таком случае спасай! Вытаскивай меня из этого проклятого колодца, чтобы еще раз на белый свет посмотреть!
Шишко поднялся по лестнице и заглянул внутрь бочки. В темноте белела борода Перушко. Из-под меховой шапки выглядывала седая прядь волос.
— В чем это ты там застрял?
— В меде. Чуть не утопился. Если бы ты не пришел — отдал бы богу душу.
— А кто это мед налил сюда? — удивился Шишко.
— Дьявол! Не праведный же человек! Мог погибнуть как муха. Дай руку!
— Подожди немного, деда, — проговорил Шишко. — Наполни-ка мне сначала котелок, а то с утра во рту ничего не было.
Шишко подал деду котелок. Тот наполнил его медом, а потом началось спасение утопающего.
Когда Перушко перевалился через край бочки, Шишко начал вытирать пот со лба.
— Шишан, дай воды, а то я сойду с ума. Черт меня попутал, меду наелся. Все горит внутри.
Когда Шишко напоил деда водой, тот, обессиленный, свалился на паклю возле бочки. Потом Шишко вывел Перушко на улицу. Они решили пойти к речке помыться. Попадья, увидев Перушко, в ужасе завизжала. Четники остолбенели. Перушко, весь в пакле, тащился за Шишко.
Попадья, почувствовав недоброе, закричала:
— Боровы проклятые! Дьяволы! В меду купались! Несчастная я!
— Слышишь? — зашептал Перушко, труся рысцой рядом с Шишко. — Это она, ведьма, мед в бочку собирала!
— Поторопись, деда, а то поп еще дубинкой нас угостит!
Добежав до реки, они начали прислушиваться. Никто за ними не гнался. Шишко снял сапоги и вошел в воду.
— Поторопись, деда. Быстрее мойся.
Дед Перушко снял штаны, сбросил пиджак и вошел в воду. Начал плескаться как утка, Рой мух кружился над его головой.
— Старость не радость! Турки осуждали человека на смерть и мазали его медом. Потом пускали на него мух и муравьев, и он умирал в страшных мучениях. Так и со мной могло произойти сегодня.
— Не тяни, дед. Мойся. А то, чего доброго, пчелы разнюхают — и тогда нам крышка.
— Если бы я в меду потонул, — проговорил Перушко, стирая штаны, — рассказывали бы об этом в Плеве сто лет. Потомство мое медовиками прозвали бы. От срама спасся я — вот что главное.
Шишко тоже полез в воду. Ни он, ни Перушко не заметили, как один из людей Томинаца подкрался к ним, покопался возле межи и исчез. Под конец Шишко выжал бороду и вытерся. Потом пошел за сапогами. Поднялся на межу, посмотрел вокруг и вдруг закричал:
— Деда, а где мои сапоги?!
Перушко обернулся.
— А где же им быть, если не там, где ты их положил!
— Нету их!
— Да как это может быть?
— Нету. Как сквозь землю провалились.
— Не мог же их ястреб в клюве унести? Для чего ему сапоги?
Шишко с межи крикнул:
— Украли их. Вон четник, растуды его мать, понес мои сапоги вместе с кокардой. Эй ты, стой! Отдай сапоги, слышишь! — и Шишко как птица полетел через пшеничное поле догонять четника.