Расположившись под брезентом, который свисал со ствола гаубицы, Бешняк вытянул длинные ноги и спросил:
— Часовых нет поблизости?
— Нет, — ответил Проле и опустился с ним рядом.
— У нас положение сейчас такое, — начал Бешняк. — Солдаты идут на войну с радостью. Верят, что могут побить немцев. События двадцать седьмого марта встряхнули их, как-то воодушевили. А как у вас?
— То же самое, — ответил Проле. — Только все спрашивают, что дальше будет. Государственный переворот застал их врасплох. Они и сейчас еще не пришли в себя.
— Надо разъяснить им, — Бешняк зашевелился, устраиваясь поудобнее, — что путч — это просто крупная игра буржуазии с целью свернуть массы с революционного пути. Буржуазия не отказалась от своих планов. А Гитлер — тем более. Предатели лишь замаскировались. Они будут устраивать в войсках беспорядки, шельмовать патриотов, всячески мешать организации сопротивления. Каждый третий в армии — представитель пятой колонны, и эти люди действуют очень активно.
— А какова линия партии? — прервал его Проле.
— Партия выступает за отпор врагу, за самый решительный отпор. Требует поднимать боевой дух солдат, воодушевлять патриотов и разоблачать саботажников. «Каждую пулю — в Гитлера» — таков сейчас лозунг.
— Ты думаешь нам это удастся?
— К сожалению, это зависит не только от нас. Посмотрим, сколько честных людей осталось в верхах. Если там их достаточно, тогда что-то можно будет сделать. А если нет — тогда надо обращаться прямо к бойцам.
— И?
— И биться до конца.
— Да, — задумчиво проговорил Проле. — Как же все-таки поведут себя верхи?
— Время покажет. Война заставит их определиться.
— Думаешь, скоро будет война?
— По-моему, в ближайшие дни. Жертву Гитлер уже наметил и тянуть с нападением не станет.
Они беседовали, а среди плевичан в это время царило необычное оживление. Неизвестно каким путем Шишко раздобыл в селе три бутылки ракии, которые сразу же были распиты. Ракия по-разному подействовала на солдат. Полупьяный Колешко был мрачен и никак не мог совладать с икотой. Козина пытался затянуть песню, а Шишко жаждал объясниться с Шолаей.
— Когда я увидел, как тебя ведут конвоиры, веришь, слезы у меня потекли, — пьяно бубнил он. — Хотя ты и дерзок, но плохого я тебе не желаю, нет, не желаю. Выпей, браток, еще, и давай помиримся. Завтра все равно все погибнем, что толку ссориться?
— Да, и не придется тебе больше на зайцев охотиться, — добавил Козина.
— А он и сам, как заяц, — сказал Шолая. — Душа у него заячья.
— Тебя наверняка, Шишко, рядом с зайцем положат, ты ведь ихнего племени, сердце у тебя заячье, — продолжал Шолая, отпив несколько глотков из бутылки.
— Верно, Шолая, верно, — смиренно согласился Шишко. — Беда лишь в том, что бог не дал мне заячьих ног.
И он громко рассмеялся.
— Слышишь, Шолая смеется, — обратился Проле к Бешняку, вылезая из-под брезента. — Первый раз после ареста.
— Хороший он человек, — уверенно сказал Бешняк, — такие люди нам нужны. Поработай с ним. Ну, иди. Дорогу обратно я сам найду. Удачи тебе в бою, если не свидимся. — Он обнял Проле за худые плечи и притянул к себе.
Плевичане встретили Проле весело.
— Братцы! — гаркнул Шишко. — Проле-то наш, видно, по вдовам ходил. А они здесь ядреные.
Проле добродушно рассмеялся:
— Не даются здешние вдовы при свете месяца, разве ты не знал?
— Ну да? Что ж они, днем?
— Только в полной темноте, когда ничего не видно.
— Ну тогда вот возьми, утешься. Глотни! — И Шишко протянул ему бутылку. — Там еще есть немного.
Проле отпил ракии и включился в общее веселье.
Рано утром тронулись дальше. К вечеру добрались до небольшого приграничного городка, миновали его и остановились перед невысокими холмами, поросшими редким дубом. Спускались сумерки. В лучах заходящего солнца неопавшие прошлогодние листья отливали медью. Кругом было тихо.
Вдоль обоза проехал подпоручник Дренович и приказал распрячь лошадей.
— Приготовить лопаты, с утра будем окапываться, — распорядился он, уставившись на кривые ноги Ракиты. — Позиции здесь, недалеко, — махнул он рукой в направлении холмов, а затем спросил Ракиту: — Почему у тебя сапоги такие кривые, каблуки, что ли стоптал?
— У меня ноги такие, господин подпоручник, от рождения, — зло ответил Ракита.
Подпоручник отвернулся от него.
— Быстрее распрягайте! — напомнил он и двинулся дальше.