— Как ты думаешь, он не пьян? — спросил подпоручник Проле.
— Не знаю, — ответил тот.
— Хорошо, ступай к своим, — приказал подпоручник и, понаблюдав некоторое время за Шолаей, ушел.
Разговор с Шолаей расстроил Проле. Вечером, прежде чем заснуть, он долго ворочался с боку на бок, курил, вновь и вновь перебирал в памяти встречу в лесу.
Следующий день, заполненный бесчисленными хлопотами, пролетел быстро. Проле весь отдался подготовке солдат к борьбе с врагом. Шолая в это время подбирал единомышленников, готовых к бунту.
Наступил сумрачный вечер пятого апреля сорок первого года, а на заре шестого апреля над позициями батареи разнесся сигнал боевой тревоги. В воздухе, пересекая югославскую границу, шли эскадрильи «юнкерсов». Самолеты закрыли небо, заполнили все пространство гулом моторов. Издалека уже доносился гул пришедших в движение сухопутных войск фашистов. Над батареей просвистел первый вражеский снаряд. Шишко, еще не очнувшийся ото сна, камнем свалился в окоп, шлепнулся о землю и вскрикнул:
— Мама родная, что теперь будет! Вот и началось!
XIV
Белград сотрясали взрывы. В утреннем небе над городом сходились «юнкерсы» и с ревом падали в пике. Надрывно завыла сирена, начисто прогоняя утренний сон. Крошились каменные стены, высоко взметнулся столб черного дыма. Вид города менялся с молниеносной быстротой. Вот уже целый квартал превратился в руины. Поднятая взрывом, полоскалась в воздухе чья-то пестрая пижама. Рухнул на землю фасад дома, украшенный бронзовыми фигурками, открыв взору внутреннее убранство квартир. Бомба попала в библиотеку и разметала во все стороны тысячи книжных страниц. Под ураганным огнем все рушилось, трещало, грохотало, раскалывалось и покрывалось темным облаком из дыма и пыли.
На границах Югославии гремел бой. От Черногорского приморья до равнин Воеводины пронесся огненный смерч. Артиллерийская подготовка длилась целый час. Снаряды вгрызались в камень, секли деревья, вздымали ввысь мягкую весеннюю землю.
Затем пошли в атаку немецкие моторизованные части. В лучах утреннего солнца, поднимавшегося над горой, словно большая кровоточащая рана, двинулись колонны танков, бронемашин, вереницы грузовиков с пехотой, ощетинившейся дулами винтовок. Войска шли по разработанному до мельчайших деталей плану. Белый пограничный столб хрустнул, словно тростинка, под тяжестью танка и превратился в узкую полоску известняка в черных гусеничных следах.
— Дожили! — ругался Колешко, с трудом тащивший на себе огромный ящик со снарядами.
В противотанковой батарее, после того как закончился кратковременный огневой налет немецкой артиллерии, наступило спокойствие. Где-то впереди слышалась дробь пулеметов, но до нее было еще далеко. Левее над дубняком кружил немецкий самолет-разведчик, и судя по всему его никто не пытался отогнать. Самолет то поднимал свое зеленое туловище в небо, то падал вниз, почти до верхушек деревьев.
— Смотри, как вольно немцу в чужом небе, — сказал Шолая.
— Нас ищет, — вздохнул Шишко, — как заметит, жди бомбу.
В лесу было тихо. Он лишь чуть заметно звенел, гася своей зеленой массой шум далекого боя. Подпоручник Дренович невозмутимо курил сигарету, пуская дым через нос. Лицо, казавшееся под каской приплюснутым, было спокойно. Левая рука замерла на поясном ремне.
Артиллеристы стояли в окопе, опираясь на бруствер. Перед ними находилось изготовленное к бою орудие, ствол которого едва выделялся в ветках кустарника. Впереди виднелся изгиб дороги, высотка, покрытая терновником, и одинокое засохшее дерево без листьев.
— Никого не видно, — сказал Шолая.
— Никого, — подтвердил кто-то из солдат.
— А справа здорово бьют.
— Гаубицы.
Над лесом показалось солнце. Оно выхватило из тени край косогора, сухую увядшую траву и зеленый раскидистый куст.
Послышался конский топот. Вниз по косогору скакал унтер-офицер, низко припав в седле. Перемахнув через дорогу, он подъехал к орудию и спешился.
— Надо приготовиться, — сказал он, бросая на ходу поводья. — Танки переходят границу. Наша пехота там уже начеку, — показал он рукой в сторону поросшей кустарником высоты.
— Да, пора, — сказал Дренович и растоптал сапогом выкуренную наполовину сигарету. — Позовите радиотелеграфиста! — приказал он связному. — Унтер-офицер, приступайте.