После этого они расстались. Шолая оставил себе только две повозки с пулеметами и боеприпасами, брошенными прислугой. Когда из тыла прибыли два подофицера с солдатами, чтобы арестовать его, Шолая направил на них один из пулеметов и предупредил:
— Попытаетесь подойти ко мне, изрешечу! Возвращайтесь туда, откуда пришли!
— Эй, вы! — крикнул им из окопа Проле. — За что собираетесь головы сложить? Поверните лучше свои винтовки против тех, кто вас прислал сюда. Они и вас продадут Гитлеру.
Подофицеры посовещались между собой и уехали. После этого бой продолжался еще несколько часов. И вот на землю спустился вечер.
— Надо спешить, — сказал Проле. — До зари мы должны перейти Саву. Завтра там уже будут немцы. — Он посмотрел вниз на дорогу. На ней виднелось несколько сожженных грузовиков, а вдалеке уже светились фары машин новой колонны фашистских войск.
— Да, не зря мы остались, — устало вымолвил Шолая. Он смотрел на перевернутый броневик, валявшийся на обочине дороги, на два торчавших вверх колеса, которые походили на поджатые ноги убитой птицы. В боку броневика зияла дыра, проделанная снарядом.
— Пошли, братцы, — предложил Шишко и закинул винтовку за плечо. — Идем, надо и о себе позаботиться. Мы свое дело сделали, об остальном пусть другие думают. Живот у меня еды просит, а села здесь редки. Пошли быстрее.
Шолая открыл ящик с патронами, набил подсумки и только после этого поднялся.
— Возьмите и вы, пригодятся.
Проле последовал его совету, и они сразу же тронулись.
Ночь быстро вступала в свои права. Она накрыла темным покрывалом рощи и камышовые заросли, окутала мраком равнину. Солдаты спешили. На повороте шоссе они увидели две разбитые повозки и разбросанные по сторонам ящики с боеприпасами, затем на глаза попался автомобиль и перевернутый вверх колесами мотоцикл с коляской. Солдат не было видно. Кругом стояла тишина. Только время от времени в камышах крякал селезень, шумно хлопая крыльями. Он взмывал в воздух и, описав круг, плюхался обратно в воду.
— Благодать уткам, — вздыхал Шишко, — все охотники на войну ушли. Не то что людям: в нас каждый теперь целится.
Вскоре взору солдат открылся мост, освещенный несколькими фонарями. Внизу стремительно несла свои воды река Сава и немо взирала на столпотворение на мосту и на обоих своих берегах.
До середины моста Шолая, Проле и Шишко добрались благополучно. Потом началась паника.
— Солдаты! — кричал кто-то в рупор. — Быстрее освобождайте мост, через несколько минут мост будет взорван. Солдаты! Быстрее уходите с моста!
— Что? — воскликнул Шолая. — Мост взрывают?
Проле молчал, энергично пробиваясь вперед.
— Быстрее шагай! — сказал он Шолае. — Они могут взорвать мост вместе с нами, не сомневайся.
— Но ведь на той стороне еще много солдат?
— Скажи спасибо, если нам удастся перебраться и не взлететь на воздух, — сказал Проле.
Со всех сторон слышались негодующие возгласы:
— Что же они, вместе с нами хотят мост взрывать?!
— Караул, братцы!
— Своих уничтожают! Пропала держава!
— А-а а! — пронзительный крик перекрыл на мгновение невообразимый шум, царивший на мосту, и чье-то тело перелетело через перила и шлепнулось в воду.
— Солдаты, освободите мост, через несколько минут мост будет взорван, — разносилось над рекой предупреждение.
— Братцы, не напирайте, братцы! — взывал какой-то солдат, из последних сил стараясь устоять на ногах.
Шолая чувствовал, как трещали рукава его рубашки и отлетали пуговицы, как кто-то наступал ему на ноги, как невыносимая тяжесть давила на позвоночник и на грудную клетку. Но он упорно шел вперед, вспахивая могучими плечами толпу, как плуг землю. Он видел, что и Проле не отстает от него, энергично работая локтями и стиснув зубы. И вдруг Шолая услышал позади себя хриплый зов Шишко. Обернулся и, видя, что того почти совсем задавили, протянул ему руку и сильно потянул к себе.
— Ох, — стонал Шишко, — немцы нас так не давили, как здесь свои давят. Ой, глаза на лоб лезут. Ух!
Шишко совсем обессилел и повис на Шолае как мешок. Руки Шишко, охватившие его шею, не давали дышать.
— Солдаты, освободите мост, каждую минуту он может быть взорван…
— Солдаты, освободите мост…
Людской поток яростно бурлил, зажатый между железными перилами моста. Лица солдат были искажены страхом, лошади вставали на дыбы, повинуясь бешеным рывкам поводьев, жалобно ржали, прижатые к перилам. А над всем этим кипящим потоком неслись ругательства и проклятия. Покрывая шум, с берега донеслось последнее предупреждение: