— Да не об этой бумаге идет речь! — объяснял веснушчатый подросток. — Имеются в виду какие-то опасные бумаги.
— Неужели и бумага стала опасной? — удивлялись крестьяне.
Подростки уходили, а крестьяне начинали перешептываться.
— Что-то есть в этих бумагах, если разыскивают их. Узнать бы.
— Узнаем! — уверял Йованчич, пуская каскады дыма.
Вечером пришел Проле.
— Ну как дела? — спросил он земляков, сбрасывая репейник, прилипший к штанам.
— А как они могут быть! — вздохнули мужики. — Сам знаешь. А что у тебя нового?
— Новости, как мозоль, зудят с самого утра, — весело ответил он, доставая из кармана кисет. — Дрварчане провозгласили республику.
— Как так? Какую республику?
— А такую. Взяли винтовки, выгнали усташей из Дрвара и создали новое государство.
— Да как же так! Где это может быть, чтобы из одного города было создано государство! Да еще республика!
— А вот создали, — уверенно продолжал Проле. — Пока она небольшая, а потом вырастет. Нам нужно оружие держать наготове.
— Ты это серьезно говоришь нам? — поворачивая голову, спросил Ракита.
Проле внимательно посмотрел на него:
— Слушайте, плевичане! Или усташи перебьют вас всех до одного, или мы поднимемся на борьбу. Что у народа забрали — вернем. У кого есть винтовка — хорошо, у кого нет — добудет в бою. Подумайте об этом.
Плевичане заволновались.
Из левого набитого до отказа кармана брюк Проле извлек сверток бумаги. — Вот здесь все ясно написано. Несите домой и прочитайте, а завтра будем разговаривать. Будьте здоровы! — И он торопливо зашагал через созревший ячмень вниз, к Пливе.
— Наверное, это те самые бумаги, которые требовали у нас офицеры.
Скоро плевичане уже знали содержание воззвания Коммунистической партии.
Вечером офицеры собрали плевичан, всматривались в них внимательно и расспрашивали. Не было только Шолаи.
V
Шолая сидел в углу на небольшой колоде. Глаза его были прикованы к расщелине в бревне, через которую пробивался свет. Напротив него сидели Проле, Стипан Белица, учитель Влах и Муса Ходжич. С последними тремя он познакомился только что. Он знал только, что Белица — хорват и что брата у него убили усташи, что Влах — учитель, жил в Яне, что Муса из мусульманской деревни.
Слышно было, как лошади жуют сено, фыркают в пахнущую траву, топчут ее.
— Значит, ты твердо решил сделать это? — спросил Проле, глядя прямо в лицо Шолаи.
— Да, — упрямо произнес тот.
— Хорошо, пусть будет так. Идем на дорогу.
— Идем. Там под Шипово у них бывают прогулки. — Проле вышел на улицу, подошел к лошади, отвязал ее и начал взнуздывать. — Сегодня же вечером нападем на Шипово.
Шолая перебросил узду через уши лошади и в одно мгновение оказался в седле. Оседлали коней Белица, Влах и Муса.
Они галопом понеслись по заросшей травой долине. Острые вершины скал мелькали невдалеке, выстроившись длинной цепочкой. С левой стороны по краю далекого горного массива расстилался лес. Дальше виднелся Виторог, его зубчатая вершина и облако, белое и мягкое, в самой седловине горы. Всадники мчались, перекликались и только на короткое время переходили на рысь, чтобы дать отдохнуть коням. А потом их встретил Шишко; он нисколько не удивился, когда заметил винтовки, гранаты и новые ремни, с которых свисали наполненные до отказа подсумки.
— Стойте! — крикнул он, натягивая узду. — Остановитесь! Я вот уже три часа гоню коня! Новости есть.
Шолая остановился, то же сделали Проле, Белица, Влах и Муса.
— Что такое? — спросил Шолая. — Или беда какая?
Шишко вытащил из-за пазухи платок, вытер им мокрую шею и лицо, тяжело вздохнул и проговорил, запинаясь:
— Беда… Свинарник сожгли твой, Зорку избили, тебе грозят. Вся Плева на ногах, все шумят. Характер твой мы знаем, а дома наши все рядом. Твой дом воспламенится, и нашим несдобровать. Перушко просит, чтобы ты вернулся, а офицеры приказывают, чтобы ты не смел ничего делать. Я намаялся, пока нашел тебя, чтобы сообщить все это.
— Можешь возвращаться назад. Перушко передай привет, офицерам тоже. — И Шолая погнал коня. — А Зорке передай, что усташи поплатятся за нее, — крикнул он.
Шишко смотрел, как все пятеро удалялись.
Он долго провожал их взглядом, слегка отпустив повод. Тронулся с места, проехал немного рысью и опять остановился. «Что делать, боже, надоумь, — подумал. — Или с ними, или домой — прятать добро. — Посмотрел на лес, куда скрылись всадники, и нерешительно натянул узду. — Голову сложить никогда не поздно. Война только что начинается. Лучше домой!» И он поехал домой.