— Знаешь что, Тичо… ты можешь сердиться… прости. Но мне кажется, ждать нельзя. Во мне уже все кипит. Если мы люди, то мы не можем ждать и смотреть на этот народ, как он гибнет.
Тимотия коробило от сентиментальности даже в женщинах, а мужчин он просто презирал за нее. И сейчас он кипел.
— Очень хорошо! Давайте все расчувствуемся, поплачем! А король? Может быть, нам помочь коммунистам свергнуть его?
— Этого я не говорил! — обиделся Дренко.
В спор включился Тимотий.
— Пусть будет по-вашему! — крикнул он сердито. — Это будет первый шаг, потом сделаем второй: создадим четнические отряды и исключим из них всех этих Проле.
— Да, правильно, — затягивая пояс, холодно согласился с ним Дренович.
Все четверо вышли на улицу.
Жизнь на спокойных берегах Медны, Печски и Пливы не просто спасла их от плена, но и дала им отдохнуть после катастрофы и опять стать на ноги. Тимотий посылал связных в Баня-Луку (он был оттуда родом) и получал все, что ему было нужно. Поручник Матич уже начал переписываться с семьей, находившейся в Сараево, а Дренко поддерживал постоянную переписку с женой своего бывшего начальника полковника Влашича. Их знакомство продолжалось уже второй год, и сейчас она спешила перебраться из Сараево к своим родным в Мрконич, чтобы быть поближе к возлюбленному. Она писала, что ее муж в плену, и добавляла: «Мне так недостает тебя, так недостает, дорогой и единственный мой!»
В то время как Дренович прощупывал настроение своих земляков, Тимотий составлял планы создания будущей армии, поручник Матич мечтал о большой карьере, а Дренко думал о любви. Каждый жил своей собственной жизнью, хотя судьба их тесно связала сейчас.
VIII
Черный легион начал наступление около десяти часов. Над Пливой было тревожно, доносились раскаты орудийных залпов. Растянувшаяся колонна усташей с моторизованными подразделениями пробиралась вдоль речки и становилась все более шумной. Резиновые колеса и стальные гусеницы пожирали пыльную дорогу на Яйце. Мелкая пыль оседала на оси, карданные валы, пазы зубчатых передач. Над стальными ребрами танкеток выступали головы в беретах с эмблемой крылатых орлов. Несколько сот пар сапог размельчали гравий на дороге и приближались к Шипово.
Плевичане спешили на позиции. Шолая, Проле, Белица, Влах, Йованчич, Бубало, Стоян Округлица, Остоя Козина, курносый Йокан хорошо видели дым в котловине, слышали сперва одиночные пулеметные очереди, а потом общий, слитный вой. Несколько пуль пролетело у них высоко над головой, провизжав в ветках деревьев. Донесся запах дыма — горел хлев, оказавшийся на пути колонны.
Тимотий, Дренович, Дренко и поручник Матич поднялись на возвышенность и подошли к плевичанам. Те были удивлены их появлением.
Дренович, тяжело ступая, подошел к Шолае. Трогая свои густые рыжие брови, он посмотрел вниз и сухо бросил:
— Драться будем вместе.
Шолая окинул его подозрительным взглядом. Проле быстро сообразил, в чем дело, и сказал, обращаясь к Тимотию:
— Народ старше и меня и вас, капитан. Хорошо, что вы решились послушаться его. Винтовки будут, легионеры их несут, а вы человек не из пугливых. Извольте, вот место рядом со мной.
Чувствуя свое унижение, Тимотий, чтобы выправить положение, с насмешкой сказал:
— Вас учила каторга, господин коммунист, а меня учило славное прошлое нашей страны. Посмотрим, что больше стоит.
— Я предпочитаю быть сейчас на одной баррикаде, а позднее можем и разойтись в разные стороны, — спокойно заметил Проле. — И для меня и для вас усташей хоть отбавляй. Покажите по крайней мере хоть сейчас, на что вы способны, если в апреле вам счастье не улыбнулось.
Выстрел был хорошо рассчитан и произвел свое действие. Тимотий без слов пошел к меже; взялся за кобуру, вынул пистолет, положил его на траву и расстегнул все пуговицы на гимнастерке. Ему было жарко.
Проле присел, положил автомат на межу и с любопытством посмотрел на Дренко и Матича. Поручник сердито грыз тонкий ус, а Дренко без злобы, растерянно усмехался.
— Капитан, может быть, хотите пристроиться рядом с нами? — предложил Проле. Он почувствовал существенную разницу между этим капитаном и другими тремя офицерами. Этот вел себя как-то наивно и вызывал симпатию.
Дренко растерянно посмотрел на Дреновича, оглянулся на поручника Матича, а затем без особой охоты пошел к Проле.
— Дайте мне пулемет, — сказал он, показывая глазами на дуло. — Я уже имел с ним дело.