— Вот где нам могилы вырыты, Шишко, — вздыхая, сказал дед Перушко, обращая взоры на вершины Драгнича.
— Молчи, дедуля… у меня и так в утробе все переворачивается, — печально ответил Шишко.
Шолая разместил роту, позвал Мусу и, ставя ногу в стремя, приказал:
— Будешь защищать позицию, пока я не вернусь. Появятся здесь — бей. Объеду Янь и вернусь сюда.
— Да ты их встретишь.
— Тогда сразу же вернусь.
Курносый, веснушчатый Йокан сказал, усмехаясь:
— Братцы, сегодня усташи кого-то насадят на вертел. Все ли надели чистые подштанники? Ха-ха! У меня рваные.
Все молчали. Никто не смеялся.
Шолая несся галопом. В открытом поле виден был Янь, затянувшийся дымкой, как будто его закрыли густые осенние облака, а из-за этих облаков пробивалось красное пламя.
Шолая знал все яньские села и считал, какие из них сейчас горят: Бабичи, Попужы, Йокичи, Подосое, Липовача, Тодоричи, Стройицы, Вагань, Бабин Дол, Подобзир. Он гнал лошадь все быстрее. Солнце пробивалось из дыма.
«Звери! Собачье отродье! Ну, сегодня вы получите! Подождите!»
Когда Шолая оказался в лесу над Янем, с болью в сердце он посмотрел на толпу беженцев. Колыбели, самотканые подстилки, недоуздки, кадки, узлы, свертки, испуганные глаза, бледные лица, крики и плач детей, сердитые голоса взрослых, собачий вой — от всей этой картины тяжело становилось на душе. Шолая резко пришпорил коня и понесся назад.
Над Подове прокатилось первое эхо залпа. Град пуль начал засыпать позиции, люди дрогнули и понеслись вниз по косогору. Над головами проносились снаряды, раздавались длинные пулеметные очереди. Люди перегоняли друг друга, бежали все быстрее, перескакивали через камни, чтобы как можно скорее укрыться в котловине. Дренко на лошади размахивал плетью и кричал, чтобы остановились. Он погнал коня и схватил за воротник первого попавшегося под руку. Но тот дернулся, вырвался из рук Дренко и побежал еще быстрее. Дренко погнался за ним. Из-под копыт во все стороны летели комья земли, мелкие камни.
На позиции, которую занимала рота Мусы, первым заметил бегство Ракита.
— Наши удирают! — крикнул он.
Козина повернул голову, Йованчич почесал усы, а Округлица, мигая маленькими цыганскими глазами, закричал:
— Войско уходит!
— Бежим! — И Ракита побежал первым.
Все, кто были на позициях и спокойно ждали врага, тут же, не сказав ни слова, бросились бежать. Хотя им не грозила непосредственная опасность, они бежали так, будто враг гнался за ними по пятам. Напрасно Муса ругался и грозил, что Шолая им всем покажет. Они бежали, перегоняя один другого. С ним стояли лишь Йокан, Йованчич и Бубало, который вообще не мог бегать.
— Ничего не сделаешь, пошли и мы, — предложил Йованчич.
— А как же Шолая? — крикнул Муса. Он готов был открыть из автомата огонь по бегущим.
— Все равно нам троим позицию не удержать, — гнул свое Йованчич.
С ненавистью посмотрев на Мусу, Бубало не спеша отправился вслед за ушедшими.
— Не уйду, пока Симела не вернется, — решил Муса.
Дым подбирался все ближе.
XII
Шолая соскочил с коня и с выражением мрачного недоумения на лице посмотрел на опустевшие позиции.
— Где все? — крикнул он.
Вылезая из канавы, Муса, весь в земле, показал рукой:
— Вон они, бегут.
Шолая повернулся и, увидев людей, бегущих по сжатому полю, закипел от злости. Опять повторялось все, что было в прошлом. Когда наступал самый трудный момент, земляки оставляли его одного. Рука его сильно натянула поводья.
— Испугались! Сукины дети! — крикнул он, искривив лицо. — А тем не страшно, кого режут под Виторогом? Значит, хотят, чтобы Плева горела. Ну, пусть знают… Я буду драться… За мной! — И, вскочив на коня, бешеным галопом помчался к Плевске Подове.
Те, кто покинули позиции, быстро удалялись, перебрасываясь друг с другом на ходу:
— Он заварил, он пусть и расхлебывает!
— Ведь их же там прорва!
— Э, так нам и надо! Не хотели миром, так возьмут силой.
— Вот что может натворить одна дурная голова!