— Куда ты, Симела, намерен завтра двинуться? — спросил Дренко.
— Завтра будем разбираться во всем том, что мы захватили, — сказал Шолая, — а там посмотрим.
— На Яйце надо готовить удар. А?
— Посмотрим.
Сайка собрала тарелки со стола.
— О вас, Шолая, много говорят, — сказала она. — Я столько слышала!
— А что говорят обо мне? — спросил Шолая.
— Что вы страшный.
— Тогда пусть говорят. Это правильно, — согласился он.
— Сколько вам лет, Шолая?
«Вот наказание!»
— Забыл.
— Это остроумно! — засмеялась Сайка. — И нисколько вы не страшный! Наоборот.
Она подала жареное мясо. Шолая подхватил на вилку свой кусок и впился в него зубами.
«Какой сильный, мужественный, только дикий, — думала о нем Сайка. — И какой суровый. Не улыбнется. Интересно, умеет ли он быть нежным?.. Какой он… когда покорится?»
Она взглянула на своего Дренко, потом на Шолаю, потом опять на Дренко. В голову приходили самые озорные мысли.
— Ты, Симела, здесь отдохнешь, — сказал Дренко, — отоспишься. Вот выпей, чтобы крепче спалось.
Шолая легко опрокинул еще одну рюмку крепкого вина. Во всем теле разлилось приятное тепло.
Дренко не спеша поднялся из-за стола, подошел к умывальнику, вымыл руки, вытер их полотенцем.
— Ты, Симела, будь здесь как дома. Ложись спать. А я скоро вернусь.
Когда Дренко вышел, Сайка остановилась возле закрытой двери. Долго молча смотрела на Шолаю, потом тихо прошептала:
— Идите ложитесь.
Она почувствовала странное желание погладить его по рыжим волосам.
— Идите ложитесь, — мягко повторила она.
Вино ударило Шолае в голову, и она стала тяжелой. Он чувствовал невероятную усталость и, встав из-за стола, медленно направился в другую, полуосвещенную комнату, присел на кровать.
Не снимая ничего и не расстегиваясь, привалился спиной к подушкам, от которых пахло приятной свежестью.
В дверях комнаты показалась Сайка, ласково посмотрела на него.
— Располагайтесь как следует! Спокойной ночи, — тихо произнесла она и опустила длинные ресницы.
Дверь за ней закрылась. Шолая закрыл глаза, и вдруг на улице раздался выстрел. Один, потом второй, затем несколько одновременно. Он сразу же поднял голову и посмотрел вокруг. Затем резко поднялся и вышел из дому.
Откуда-то со стороны площади доносился сильный шум. Шолая повернул за угол и, ощупывая кобуру на ходу, с мрачным подозрением подумал о любезности Дренко. «Что он задумал?» Шолая обежал целый квартал приземистых лачуг и увидел на одной из улиц толпу — люди бежали по направлению к площади. «Что-то произошло». На площади он увидел солдат. В толпе громко кричали:
— Ну и что, если убили?
— Турок нужно стереть с лица земли!
— Хватит уже фесок в Боснии!
— Что это такое?
— Вон ракию раздают!
— Ты кокарду взял, Югович?
— Снимай эту пятиконечную звезду, пока я тебе ее не сорвал!
— Попробуй сорви! Я тогда твою кокарду…
— Да не дерите горло, скоты!
Глядя на парня, который шатался и держал в руках выпитую до половины бутылку ракии. Шолая схватил его за плечо.
— Кого убили?
Парень икнул и, выпучив глаза, объяснил:
— Убили турка… Всех убивают… Никого не оставляют…
Шолая бросился дальше. Он протолкался сквозь цепочку солдат и в середине круга заметил труп. Вглядевшись в него, он узнал в убитом юношу мусульманина, которого защитил однажды от плевичан.
— Кто убил? — хрипло спросил Шолая.
— Ты и вот эти, — ответил ему какой-то человек с пятиконечной звездой на шапке.
— Я? — Шолая остолбенел.
— Да!
— Пойди в трактир и посмотри, что там делается.
Ни на кого не глядя, Шолая начал пробиваться через плотно стоявшую толпу.
Окна трактира были ярко освещены, оттуда неслись вопли пьяных. Шолая судорожно сжал рукой кобуру и ударил ногой входную дверь.
Перед ним открылась ужасная картина. Все столы были сдвинуты, за ними сидели плевичане вперемежку с четниками. Все столы были залиты вином, потолок изрешечен пулями, пол засыпан штукатуркой.
— Король есть король, и ничего другого быть не может! — надрывал глотку один из бражничавших.
В углу за столом сидели несколько партизан.
— Срывай пятиконечные звезды, хватит валять дурака! — кричали им со всех сторон.
Шолая приблизился к столам и гневно крикнул:
— Кто убил?
— А мы не знаем, кто убил, — проговорил Колешко.