«Да, — думал Дренко, — слова полковника кое-что объясняют, но далеко не все. Разве борьба с немцами — это всего лишь второстепенная задача движения четников? Почему? Как это стало возможным и что же в конце концов произошло со времени гибели нашей батареи?» Не найдя ответа на мучившие его вопросы, Дренко под утро забылся в коротком сне.
Проснулся он с тяжелой головой. Поручник Матич уже где-то достал еды и пригласил к столу.
— Ешьте как следует, — говорил Матич, видя, что Дренко почти ничего не ест. Сам он в это время аппетитно жевал хлеб, густо намазанный джемом. — Смотрите, до самой Плевы негде будет перекусить.
— Не могу, не хочется, — ответил Дренко и полез в карман за сигаретой. Курил он теперь почти беспрерывно. От нескольких пачек табаку, взятых в Мркониче, осталось всего две.
После завтрака офицеры вышли на улицу проверить, как солдаты готовятся к маршу. Умытое ночным дождем небо голубело до самого горизонта. Свежий порывистый ветер одну за другой сгонял с небосвода звезды. Внизу в глубоком овраге шумел пенистый поток. Утро обещало быть погожим. Из-за леса появились первые лучи восходящего солнца.
На исходе дня обе колонны вышли к Пливе. Река, разлившаяся между лугами и полями, сверкала багрянцем в лучах заходящего солнца.
— Завтра будет ветер, закат красный, — сказал Перушко, спуская с онемевших плеч на землю большой медный котел. — Слава тебе, господи, что живыми доставил нас домой, — проговорил он и перекрестился. Только теперь, впервые после того как они вышли из Мрконича, дед почувствовал успокоение. Неторопливо расправив бороду, он полез в карман за кисетом и бумагой и начал скручивать цигарку.
Шишко в своей зеленой накидке остановился рядом с Перушко и стал счищать грязь с сапог.
— Рано радоваться, дед, хватим еще горя. Кто бы мог подумать, что так получится! Еще позавчера мы были войском, а сейчас превратились в стадо овец. Удивляюсь только, как жив остался. — Шишко распрямился и, посмотрев на длинную колонну бойцов, подходивших по тропе, добавил: — Все прахом идет!
Перушко провел языком по цигарке, склеивая ее, прищурил один глаз, убрал кисет с табаком обратно в карман и сказал:
— А мне лишь бы до дому добраться, а там будь что будет. Эх, жаль, в таком бою был, а из трофеев мне один котел достался. Вчера ведь чуть башку не оторвали, а чего ради? Добро бы, хоть кусок сукна принес домой, не жалко бы было. Прав был Симела, что ушел. Еще неизвестно, как дело обернется.
— Лучше не упоминай Шолаю, — прошептал Шишко, показывая глазами в сторону наблюдавшего за ними Бубало.
Старик сразу замолк.
Через Пливу переходили порознь — сначала колонна Мусы и Белицы, в которой было человек пятьдесят, а затем и весь отряд во главе с Дренко и поручником Матичем. На ночевку колонны остановились в поросшей лесом котловине близ Шипово. Разбили два лагеря, разожгли костры. Встретив в тот вечер в лесочке Колешко и Бубало, Белица их предупредил:
— Если посмеете что сделать, убью без разговоров. Пусть меня тогда хоть вся Плева проклянет.
II
В тот день Шолая проехал на коне весь горный массив Виторога. Его мучила жажда. Он пригоршнями брал снег, покрывшийся сверху ледяной коркой, разминал его и подносил к сухим губам. Около полудня он спустился ниже, где начинались луга и лес. Здесь стояли шалаши пастухов. У небольшого горного озера, где Шолая решил напоить коня, он встретил Радана, сына Перушко. Парень, необычно крупный для своих лет, лежал на траве, завернувшись в кожух из недубленой овчины. На голове прилепилась старая кепчонка. Босые ноги были покрыты цыпками и ссадинами. В руках пастушонок держал буковый прут и мастерил из него свисток. Заслышав шаги, парень повернул к Шолае лицо, поросшее мягким пухом, и посмотрел на него удивленно.
Шолая спешился и подвел коня к воде.
Радан не сводил с Шолаи глаз. Обеспокоенный его приходом, он непроизвольно теребил кожух, пытаясь натянуть его на плечи. Затем отложил в сторону прут, сложил нож, встал и подошел ближе.
— Снизу едешь, из Плевы? — спросил он, рассматривая притороченную к седлу винтовку и широкий пояс, на котором висели гранаты.
— Снизу, — не поворачивая головы и не отпуская из рук поводья, ответил Шолая.
Впервые за этот день Шолая услышал собственный голос, и он ему показался незнакомым.
— Может, видел моего старика, он ведь с тобой ушел? — спросил Радан.
— Никого я не видел!
Шолая тронул повод, конь поднял голову, изогнул шею и понюхал сапог Шолаи.