К ночи Шолая добрался до своего дома, и здесь силы оставили его. Все тело била лихорадка. Укрывая Шолаю толстым одеялом, Зорка сокрушенно вздыхала:
— Что же случилось, расскажи!
— Ничего, — раздраженно ответил Шолая.
Лежа в углу, он смотрел на огонь в очаге, и ему казалось, что в отблесках пламени все вещи, находившиеся в комнате, беспрерывно двигались, менялись местами.
— Сердце болит, — сказал он.
Зорка склонилась над ним и прикоснулась щекой к его горячему лбу.
— Родной мой, скажи, что произошло. Скажи, я не стану плакать.
Шолая долго молчал, а потом проговорил с горечью:
— Предали меня. Плевичане предали, за офицерами пошли.
Зорка подняла голову, вытерла слезы и посмотрела на огонь, отблески которого играли на ее лице.
— Я знала, что так будет. Знала еще тогда, когда ты пошел с ними. Только ты сам ничего не хотел видеть.
— Надо было расстрелять это офицерье, — пробормотал Шолая. — Хотел было как-то, да рука не поднялась. А ведь чувствовал, что я им поперек дороги встал. Гусь свинье не товарищ — ясное дело. Эх, упустил момент!
Зорка прилегла рядом с ним. В голове ее роились горькие мысли. Как часто она теряла Шолаю, как часто возвращался он к ней с растерзанной душой, раздавленный жизнью. Вот и сейчас опять. Ей было невыносима жаль мужа, но она не проронила ни звука и сдерживала слезы, чтобы не усугублять его страданий. «Уж если около меня он покоя не найдет, где же ему искать его», — думала она.
До полуночи Шолаю трясла лихорадка, а затем у него резко поднялась температура и начался бред. Он ежеминутно сбрасывал с себя одеяло, рвал руками ворот рубашки. Зорка терпеливо укрывала его, шептала ласковые слова, не отходила от него ни на шаг. Уже глубокой ночью она догадалась положить ему на грудь полотенце, смоченное ракией. Вскоре Шолая стал успокаиваться и наконец заснул тяжелым сном.
И снилось ему, будто, пройдя через лес, он вышел на широкий луг, залитый водой. Посредине мутного потока плыла копна сена, на которой сидела ворона и громко каркала, испуганно размахивая крыльями. Шолае во что бы то ни стало надо было перебраться на ту сторону, и он стал ждать, когда копна подплывет ближе, чтобы забраться на нее. И тут копна превратилась в горящий дом, в окне его показалась большая круглая голова человека, он звал на помощь. Шолая, не раздумывая, бросился к нему и через мгновение уже был на середине потока. Вдруг вода стала быстро прибывать, а дом удаляться. Голос же человека из горящего дома звучал все жалобнее. Шолая попытался ухватиться за доску, наполовину оторвавшуюся от дома, но в это время волна мутной воды ударила ему в лицо. Он глотнул и закашлялся. Дом на глазах стал расти, а круглая голова, торчавшая из окна, начала скалить зубы и потешаться над Шолаей, которого поток тащил в глубину. Шолая глотал мутную грязную воду и чувствовал, что скоро захлебнется. Вот вода накрыла его с головой и как на крыльях понесла в глубокую пустоту…
Рано утром Шолая открыл глаза и попросил пить. Зорка принесла ему полную крынку молока, которую он жадно выпил. Окончательно проснувшись, он сделал попытку встать, но после первого же шага покачнулся. Зорка подхватила мужа, не дав ему упасть, и стала настаивать, чтобы он снова лег.
— Не буду, — воспротивился Шолая. — Где лошадь?
— Неужели ты хочешь ехать? — испуганно спросила Зорка.
— Да.
— Подожди хоть, пока рассветет, — стала умолять она.
— Приведи коня!
Выйдя из дому, Зорка прислушалась. Со стороны Яйце доносились глухие звуки артиллерийской стрельбы. Сдерживая слезы, Зорка направилась к хлеву. Когда она вернулась, ведя под уздцы оседланного коня, Шолая, худой и бледный, с покрасневшими глазами, стоял, опираясь о дверной косяк, и напряженно прислушивался к звукам боя.
— Начали, — произнес он и направился к коню.
— Куда ты? — Зорка встала на его пути.
— Я поеду, — твердо сказал Шолая, движением руки отстраняя жену.
Зорка, глядя на своего изнуренного, несчастного мужа и понимая, что не в силах задержать его, начала помогать ему садиться в седло.
— Куда же ты едешь больной! — шептала она, задыхаясь от внутренней боли. — Убьют тебя!
— Не бойся, не убьют, я стреляный воробей, — отвечал он, уже сидя в седле и удобнее прилаживая винтовку. Тронув поводья, он поехал той же дорогой, по которой прибыл вчерашним вечером.
Она смотрела ему вслед. Рыдания душили ее.
III
О том, что произошло, Проле узнал после боя с немцами. Курьер, прибывший от Белицы, оторопело смотрел, как помрачнело лицо Проле, а пальцы стиснули доставленное им письмо. Теперь Проле стало ясно, что немцы не по своей инициативе выступили из Баня-Луки, — их кто-то предупредил. Не подлежало сомнению и то, что прибытие Дреновича после отъезда Тимотия и его напускная сердечность были заранее рассчитанным обманом. Проле понял, что и Дренко в отряде Шолаи выполнял вполне определенную задачу — перетянуть на свою сторону плевичан. И он начал ругать себя за то, что вовремя не разгадал планов четников и позволил себя обмануть, «Опять интриги плетут, как в апреле, сволочи», — сокрушался он.