— Завтра в Плеве будем выбирать народную власть. Все плевичане, которые находятся в нашем партизанском отряде, считают, что ты был бы подходящей кандидатурой. Ты старый повстанец, а сейчас, кроме тебя, на селе больше нет ни одного участника восстания. Если народ согласится с нашим мнением, мне будет очень приятно видеть тебя в комитете.
— Зачем насмехаетесь над стариком, комиссар! — Перушко подскочил, словно его оса ужалила. — О чем это вы говорите? Какая из меня власть? Я от всякой власти отошел и занимаюсь своими делами. Был когда-то старостой, так ведь это сто лет назад!
— Не противься, дедушка, — уговаривал Проле. — Сейчас на селе пять стариков, а ты из них самый молодой. Кроме того, ты был с нами в боях, а это уже много значит.
— Нет, комиссар, лучше не говори об этом, — упорствовал старик. — Садись, давай молочка топленого попьем, а в комитет желающих найдешь. Мне же это ни к чему. Я и с фронта-то ушел, чтобы спокойно пожить, ведь у вас там распри пошли! Я лучше скажу снохе, чтобы молочка нам принесла. — И Перушко решительно вышел из комнаты.
На следующий вечер, когда народ расходился из школы, Перушко едва не плакал. Старый Драгоня, обнажив в насмешливой улыбке кривые щербатые зубы, кричал ему:
— Конченый ты теперь человек, Перушко. Член бабского комитета, ха-ха-ха!
VIII
Бубало злобно затряс головой и плюнул в темноту. Жесткие дубовые ветки, на которых он лежал, хрустели, ломаясь при каждом движении, впивались в сукно куртки.
— Мы здесь томимся, молитвы читаем, а турки в это время Плеву топчут. Комиссар бабам права дает. Перушко-проныра к власти подбирается. До чего же докатилась Плева…
— Хватит тебе, Бубка, замолчи… Спать пора, а ты жужжишь над ухом.
Лохматая голова Колешко показалась из-под одеяла, в спутанных волосах торчали стебельки сухой травы, круглое лицо походило на перезрелую дыню. Он сердито посмотрел на Бубало, но, поразмыслив, больше ничего не сказал, повернулся на другой бок и натянул одеяло на самую макушку.
— Тебе бы только спать, — недовольно пробормотал Бубало. — И ни до чего дела нет.
Колешко резко сбросил с себя одеяло.
— Отстань от меня ради бога, дай заснуть. Ведь полночь уже. Ступай отсюда куда-нибудь.
— Комиссар в село пришел, всю Плеву переворошил. Мою жену в комитет выбрали, как же могу я спать.
— Жена твоя, сам с ней и разбирайся. А людям не мешай.
Бубало кряхтя поднялся со своего ложа. С ближних стогов сена доносился храп.
Миновав мелкий кустарник, Бубало вышел на лесную поляну, где мирно паслись кони, и направился к одному из них. Стреноженный конь негромко фыркнул и поднял голову. Озираясь, Бубало подошел к нему, распутал коню ноги и надел уздечку. Затем осторожно взял его за холку и, сильно оттолкнувшись от земли, одним прыжком вскочил на спину лошади. Кони, пасшиеся поблизости, тревожно заржали. Из-под куста выскочил разбуженный поднявшимся шумом часовой и закричал.
— Эй, ты зачем взял лошадь поручника? Стой!
Но Бубало уже во весь опор мчался чистым полем по направлению к Пливе. Его широкая, согнутая спина почти лежала на конской гриве, развевавшейся от ветра. Стук копыт понемногу замирал, пока не пропал в ночи.
Переехав по мосту через Пливу, Бубало пересек дорогу, осторожно проехал через рощу и начал спускаться к селу. Конь, взмокший от быстрой езды, косил глазами на темную полосу окопа, тянувшегося вдоль тропы.
«Заеду сначала к Мичуну, разузнаю что и как, а потом отправлюсь домой», — решил Бубало.
Подъехав к дому Мичуна, он велел женщине, вышедшей на стук, разбудить хозяина. Бубало вслед за ней вошел в дом.
Керосиновая лампа едва горела, углы комнаты скрывались в темноте. Мичун уже проснулся и, покряхтывая, натягивал на старческие ноги штаны из домотканого сукна.
— Откуда ты, Бубка? — спросил старик, с опаской глядя на него.
Бубало повернулся, нашел глазами табуретку, поставил ее к стене около двери и сел.
— Да вот прибыл. — Он глубоко вздохнул. — А как здесь моя жена? Расскажи!
На лице старика заиграла злорадная усмешка, но он быстро спрятал ее в густой седой бороде.
— Хорошо живет.
— Когда она вошла в комитет?
— Вошла, да потом вышла. Сейчас дома сидит. Тихая.
— Проле когда был?
— Да уже две недели после того прошло.
— Силой ее загнали или сама согласилась?
— Никто ее не принуждал, — ответил старик. — Те предложили, а народ проголосовал.
— Значит, они ее выбрали и она не возражала? — заключил Бубало. — Ну а комиссар часто наведывается в Плеву? — спросил он, наблюдая как Мичун набивает трубку табаком.