Возгласы неслись с одного холма на другой, и вскоре вся Плева была на ногах. Разбуженные уличным шумом, в хлевах замычали коровы, заблеяли овцы. Петух деда Перушко захлопал крыльями и закукарекав во все горло. Закудахтали потревоженные куры.
— Ох, что еще за напасть! — воскликнул Перушко, торопливо хватая кожух.
— На сходку! — донесся крик с улицы. Перушко взглянул в окно и увидел, что это кричит всадник, остановившийся около его дома.
Черная, как галка, жена Шишко прижалась носом к оконному стеклу, пытаясь понять, что происходит на улице.
— Ох, никак четники! — воскликнула она.
— Тоже мне, время выбрали! Ну, это добром не кончится.
В белых рубашках и кофтах, в накинутых на плечи кожухах, плевичане под дождем потянулись к школе. Из трубы школы валил густой дым и, не в силах пробиться в нависшее осеннее небо, стелился над землей.
Сбившись в кучу, словно стадо, плевичане стояли перед школой. Перед ними, не спешившись с коней, шеренгой выстроились десять четников. Из нее, будто призрак, выдвинулась вперед мрачная фигура Тимотия в плаще с накинутым на голову капюшоном. Приблизившись к толпе, он остановил коня и, гарцуя на нем, крикнул:
— Кто создал коммунистическую власть в Плеве, кто организовал комитет? Отвечайте!
Толпа заволновалась, передние ряды начали боязливо пятиться назад. Маленькая фигурка деда Перушко еще больше сгорбилась, старик пытался укрыться за спинами других. Старый Драгоня сипло кашлянул и повернул голову в сторону. В глазах женщин стоял страх.
— Кто, я вас спрашиваю? — Тимотий зло ткнул коня шпорами и сильно натянул поводья, раздирая лошади губы. — Молчите! Не хотите говорить, кто сделал ваше село красным, кто одурачил Плеву! Разве вы не сербы, почему молчите?
Толпа глухо роптала. Кто-то хриплым голосом громко выругался.
— Позор! — крикнул Тимотий, сверля глазами ряды белых рубашек, с особым презрением глядя на стариков. — Короля забыли! Какие же вы сербы! Короля на комиссаров променяли! Эх вы! — С горечью и злобой кричал Тимотий.
Толпа снова заколыхалась. Расталкивая женщин, вперед выбрался дед Мичун. Погладил ладонью бороду, расправил плечи.
— Не все такие, есть и другие! — крикнул он. — У меня сын в гвардии служил. Новая власть нам не нужна. Мы за короля, приказывайте, что надо делать, все сделаем! — Старик покорно склонил голову в знак того, что готов выполнить любое распоряжение человека, у которого в свое время служил его сын.
Усмешка заиграла в уголках губ Тимотия.
— Правду ли говоришь, старик? — крикнул он. — А что думают остальные?
На вопрос ответило из толпы несколько голосов:
— Правильно дед сказал. За ту власть мы не в ответе.
— Когда Проле рассказывал о новой власти, здорово у него получалось, а мы не знали, что он действует против закона.
— Бабы виноваты во всем!
— Мужиков-то в селе не осталось. Власть, конечно, нужна, а какая — черт ее разберет. Вы там раскололись…
— Мы и правда не знаем, за кем идти. Как в потемках.
— Заблудились совсем.
— А комиссару почему поддались? — процедил Тимотий сквозь зубы.
— Бабы так порешили, — ответил пожилой крестьянин.
— Ну ладно, заходите в школу, старосту выбирать будем, — объявил Тимотий и слез с коня…
После тревожного вечера село наконец угомонилось. Лишь кое-где еще светились окна. В ночном мраке растворились дома. На голых осенних полях лежал туман, в оврагах и канавах было полно воды. Ветер, тянувший с Пливы, был настолько слаб, что, встречая на пути к селу заросли кустарника, совершенно замирал.
Не успели десять четников уехать из Плевы, как с другого конца в село въехала новая группа. Лиц людей не было видно, и говорили они все наперебой, так что трудно было понять, кто едет. Только когда группа остановилась у школы, стало ясно, что голос, отдававший какие-то распоряжения, принадлежал Проле. Вскоре в натопленный школьный класс вошли Проле и Йованчич. Ослабив ремень на куртке и вытерев мокрое от дождя лицо, Проле подошел к стоявшей на столе лампе и прибавил света. Затем повернулся к старику сторожу, сидевшему у печки, и попросил его на время выйти. Когда сторож закрыл за собой дверь, Проле сказал Йованчичу:
— На заре созовешь плевичан на собрание. Выберешь место для размещения лагерем двух рот и сразу же пойдешь в Янь. Найдешь Влаха, передашь ему мое письмо и принесешь ответ. Занесешь Зорке, жене Шолаи, вот это, — он бросил на стол небольшой сверток, — и скажешь, что Шолая жив и здоров. Я заночую у Округлицы, ищи меня там. А сейчас иди!
Йованчич затянул потуже ремень, глубоко на лоб надвинул пилотку и вышел. Проводив его взглядом, Проле тяжело опустился на скамейку.