Было точно такое же зимнее утро. Заснеженная тропинка змейкой поднималась от дома на холм. Зорка вдруг услышала за спиной поскрипывание чьих-то шагов. Она повернула голову и со страхом украдкой посмотрела назад. Чувствовала, что приближается тот, чей образ неотступно преследовал ее последнее время. Когда она обернулась — сразу же встретилась с ним взглядом. Его глаза так и стояли сейчас перед ней. «Симела, родной!» Каждую зиму первый снег будил в ее памяти картину далекого счастья.
Сейчас ей так захотелось оставить дом, выскочить на улицу и побежать по снежным сугробам до самого Купреса. А потом взглянула на заспанное личико дочки, прижала ее покрепче к себе и отошла от окна.
Послышались шаги. В двери показалась сноха деда Перушко, стряхнула снег с опанок и сказала:
— Дарка зовет тебя. Ой-ой-ой, посмотрела бы ты, что Бубало с ней сделал! — затараторила она, шлепая по полу в мягких опанках.
Зорка положила дочь на постель и отправилась со снохой к дому Бубало.
Дарку она застала сидящей на табурете. Лицо ее было в слезах. Увидев соседку, Дарка усадила Зорку и стала делиться с ней своим горем.
— Чуть не убил меня, душегуб, из-за комитета. Посмотри, как избил! — Она распахнула кофту, обнажив грудь и плечи, сплошь покрытые ссадинами и синяками. — Ремнем с пряжкой бил, всю свою злобу решил на мне выместить. Я теперь хочу к Митрану уехать, только вот денег на дорогу нет ни копейки. Он все забрал. Не дашь ли ты мне?
У Зорки мурашки поползли по спине при виде избитого тела Дарки. О жизни соседки она не знала почти ничего, но, слыша не раз ее смех, думала, что они с Бубало живут счастливо. И вот на тебе…
— А где сейчас Бубало? — спросила Зорка. — Я не видела его очень давно.
— Под Мрконичем они, — ответила Дарка. — Да только вот разошлись наши мужья в разные стороны. Твой вроде пятиконечную звезду нацепил?
— Говорят, что так, — ответила Зорка.
— А мой — кокарду. Ты довольна, что твой Шолая с партизанами?
— Я буду довольна, когда он домой вернется, — с горечью сказала Зорка.
— Так ты дашь мне взаймы? — сказала Дарка, застегивая кофту. — Мы ведь с тобой не носим разных знаков…
Прошло еще несколько дней, заполненных тревожными мыслями о Шолае и предчувствием надвигающейся беды. Однажды утром, идя по двору с подойником в руке, Зорка случайно посмотрела на холмы и обмерла. С холма по тропинке спускался к ее дому Бубало, опоясанный патронташем. Зорка поспешно повернула назад к дому, поставила подойник на порог и стала ждать.
Подойдя к Зорке, он хмуро сказал:
— Ты что это, чужие болячки лечишь? — пробурчал он. — Не лезь к моей жене. И муж твой и ты, вы оба, к туркам переметнулись!
Бубало повернулся и, тяжело ступая, зашагал вверх по тропинке. Пораженная Зорка не могла оторвать от него глаз, пока он не скрылся за холмом.
В тот же день к ней зашел дед Перушко. Потирая замерзшие руки и отдирая сосульки с бороды, дед посмотрел на Зорку невеселыми глазами и растерянно сказал:
— Тяжелые времена наступают, Зорка. Приходит ко мне в комитет Бубало и говорит: «Ты, дед, в четниках числишься. Почему же, спрашивает, я второй раз в село прихожу, а кокарды на тебе все не вижу? Наказал строго-настрого смотреть за его женой. Будто я пастух какой ей. Такие-то вот дела…
— Что же будет, дедушка? Что все это значит? — воскликнула Зорка.
— А кто его знает… Наши разделились: четники и партизаны, друг против друга пошли. Каждый свое войско создает. Только четники по мобилизации берут, а партизаны добровольцев кличут. Потому этот сукин сын Бубало и спросил меня про кокарду, видно, мобилизовать хочет. Если Шолая придет, скажи ему, что я не виноват. Я свое дело честно делаю, а в том, что меня то партизаны, то четники перекантовывают, моей вины нет.
— Скажи мне, дедушка, не собираются ли они воевать между собой?
— Кто это они?
— Четники и партизаны.
— А кто их знает? На стороне короля закон, а партизаны свою линию проводят. Муж у тебя умный человек, но если бы он прицепил кокарду, нам бы легче было. Эх… — дед вдруг замер на полуслове — понял, что слишком разболтался.
— Не скрытничай, дед. — Зорка почувствовала, что старик о чем-то умалчивает. — Скажи, что бы такое сделать… ведь пропадет мой Шолая.
Перушко сочувственно посмотрел на Зорку, на ее выпиравший живот, потер бороду и, уже собираясь уходить, неторопливо сказал: