Отряд построился в саду. С раскидистых веток яблонь и груш свисали шапки снега. Звякали солдатские котелки. Под ногами скрипел чистый снег. Над горизонтом сквозь толстые облака пробивалось утреннее солнце. День обещал быть безветренным.
Колонна тронулась и длинной черной лентой поползла через снежную пустыню.
XVI
В то утро Дренко остался дома. Устав от беспокойной ночи, от тревожных предчувствий и ссоры с Сайкой, он плюхнулся в кресло и несколько минут сидел не шевелясь. Затем встал и подошел к окну.
На улице начиналась метель. Снежинки, сначала редкие и крупные, а затем все более частые, подхватываемые ветром, мчались сплошной пеленой над землей. Люди торопились с улицы домой, опасаясь непогоды.
Дренко повернул голову — там в углу на кровати лежала заплаканная Сайка. Хотелось что-то сказать ей, но он промолчал и снова сел в кресло. Закурил.
К обеду Сайка, встав с постели, умылась, причесала волосы и молча села за стол. Поручник, который столовался вместе с ними, смущенный молчанием Дренко и Сайки, пытался завязать разговор.
— Посмотрите, сколько снега выпало. Покататься бы на санях под звон бубенцов! Вы любите кататься зимой на санях? — обратился он к Сайке.
— Люблю, когда есть настроение, — ответила она.
— А я катание на санях люблю до безумия. Три года назад я из-за этой своей страсти едва не замерз. Поехали мы несколько человек в село Поворяна, — стал было рассказывать поручник, но Сайка его прервала.
— Налейте, пожалуйста, мне воды, — попросила она, вытирая пальцы тонким платочком.
Поручник удивленно посмотрел на нее, налил Сайке в стакан воды, незаметно изучая сквозь прищуренные веки ее усталое лицо. «Плакала, должно быть», — решил он и вознамерился продолжить свой рассказ.
— Так вот, поехали мы в Поворяну, но не заметили, что один полоз у саней лопнул. Кучер же, какой-то пьяный дурак…
— Господин поручник, — резко поднявшись, прервал его Дренко, — после обеда приготовьте отряд к выступлению.
— Как, разве мы куда-то должны идти? — удивился поручник.
— Пока приготовьте отряд, я вам после все объясню.
Поручник торопливо завершил обед и вышел. Сайка, взволнованная новостью, медленно прошлась по комнате и приблизилась к столу. С презрением глядя на Дренко, сидевшего с низко опущенной головой, она спросила:
— Значит, хочешь настоять на своем?
Пальцы ее рук, скрещенных на груди, слегка подрагивали; красивые ногти впились в белую шерсть джемпера.
— Нет, я решил поступить иначе, — ответил он, не поднимая головы. — Мы пойдем всем отрядом.
— Это не меняет положения.
— Как так не меняет?
— Потому что ты собираешься по-прежнему участвовать в войне, а я этого не хочу. Мне нужен ты, нужна твоя любовь. Но не война. Мне нужна спокойная жизнь. Я не хочу отправляться в горы. Я не куртизанка, я хочу быть твоей женой, хочу чтобы у нас был дом.
— Послушай, Сая, — Дренко устало повернулся, снял руку с подлокотника кресла и посмотрел ей в глаза, — не то ты говоришь. Пойми, я не могу распоряжаться собой. Сейчас не время заниматься одной любовью.
— Значит, я тебе безразлична.
— Это не так.
— Но твои поступки доказывают, что это так. Объясни, зачем же ты меня вызывал и что мне теперь делать?
— Ничего не надо делать, просто будешь со мной.
— То есть вместе с тобой идти воевать, да? — Глаза ее превратились в узкие щели. — Хочешь, чтобы я погубила себя? Возьмешь от меня то, что тебе нужно, а потом выбросишь за ненадобностью. Дрянь ты, как и все. Думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь? Давно я заметила, что ты охладел ко мне…
— Сая, умоляю, выкинь эти мысли из головы. Я не собираюсь причинить тебе зло. Из нас двоих мне труднее сейчас, чем тебе, поверь.
— Тебе трудно? Ложь! Не сам ли ты надумал уйти в горы к Шолае?
— Да пойми, — лицо Дренко исказилось от боли, — что́ я испытал вчера, когда вдруг услышал, что немцы, оказывается, наши друзья. Слышать эти предательские слова из уст своего командира! В тот момент мне стало понятно, что путь, который я выбрал, неверный. Ведь я разделил с ними позор за убийство в Мркониче, за переманивание людей от Шолаи. В то время как другие боролись за освобождение родины, то есть делали то, что я считал и считаю своей главной задачей, я бездельничал, вызвал тебя к себе и наслаждался тут любовью. Ради сохранения королевской короны в Югославии я терпел унижения и оскорбления. И вдруг выяснилось, что все, что я считал святыней, я должен бросить под ноги немцам, людям, которые убили моего отца, дважды бесчестили мою землю и унижали мой народ. Понятно ли тебе теперь, почему я решил пойти по другому пути? Посуди сама, могу ли я примириться с предательством, после того как убедился в нем. Нет, Сая, ты не можешь обвинять меня. Это свое решение я месяцами вынашивал в себе. Со многим, с чем мне приходилось сталкиваться, я был не согласен, но терпел, считая, что не прав. Мои сомнения усиливались, но я продолжал верить Тимотию, пока вдруг вчера он не заявил, что немцы — наши друзья. Мне предлагают лизать сапоги тех, кто отнял у меня все, что я имел. Разве можно перенести такое надругательство? Зачем носить мне офицерский султан, если я должен отдать его врагу, чтобы он смахивал им пыль со своих сапог? — С отчаянием и мольбой смотрел Дренко на Саю, надеясь найти в ней хоть искру понимания. Но она ничего не поняла или не хотела понять.