Ева резко повернулась к Ловскому - во время истерического припадка помогает неожиданный удар:
– Разве у Евы в раю был выбор? Никого, кроме Адама.
– Что вы хотите сказать? - повысил голос Ловский. - Что я недостаточно хорош для вас?
– Хочу напомнить… Сколько на Земле живет миллиардов мужчин?
– Они бесконечно далеко. Кто здесь есть - улетят. Останусь только я один. С вами…
– А не думает ли новоявленный Адам, что прародители будущего человечества Геи должны, по крайней мере, хоть любить друг друга?
– Я… я готов. Я готов полюбить вас, Ева.
– За такую откровенность бьют по щеке.
– Ева!
– Но я отвечу тоже откровенностью. Знайте, среди миллиардов мужчин на Земле остался один, который был дорог мне и который говорил, что женщина подобна тени: когда идешь к ней, она убегает, а когда уходишь - догоняет.
– И он ушел?
– Но воображаемая тень не догнала его. Отделила себя от него тремя десятилетиями.
– Послушайте мой совет. Пусть три десятилетия превратятся в вечность.
– Иной совет горше измены. Новый Адам забывает, что я здесь не из женского каприза, а во имя долга, который разделяю с товарищами.
– Что вам до них! Вы здесь будете… - и он сделал широкий жест рукой.
– Царицей мира? - с издевкой подсказала Ева.
Ловский уже не воспринимал иронии, он уже потерял контроль над собой:
– Да, мне под силу дать вам целый мир! Мне, титану нового мира!
– Да разве сила титана в том, чтобы засунуть льва в карман? Эх вы! Да человек в любом мире титан, в любом масштабе живого, над которым его возвышает разум, а не рост. Он может сделать мышцы сильнее, чем у динозавра, передвигаться быстрее гепарда или ласточки. И он может заставить природу служить себе вовсе не тем, что станет корчевать деревья руками. Для этого у него есть машины.
И Ева, круто повернувшись, пошла обратно к костру. Она ожидала, что он пойдет следом.
Он действительно поплелся к костру.
Ева тут же решила, что Борису надо сделать укол, вызвать у него шок…
Их встретил Ратов, и Ева сразу хотела обратиться к нему за помощью, но Ловский опередил ее:
– Считайте меня Робинзоном или Гулливером, как вам будет угодно, - с нездоровым блеском в глазах объявил он, - но оставьте мне продуктов. Или - еще лучше - одну из "машин пищи".
– Ты сошел с ума! Сейчас же отправляйся на корабль, - твердо сказал Ратов и кивнул в сторону ближнего диска.
– В этом мире ваши приказы для меня - пустой звук, - вызывающе заявил Ловский, тряхнув своей волнистой шевелюрой.
Роман Васильевич пристальна всмотрелся в его лицо. Из-за отсветов костра оно словно дергалось. И Ратову вспомнился небритый, заросший Валерий, со свисающими на лоб и затылок волосами, когда он ворвался в кабину пилотов с криком, что Вечному рейсу конец. Ловский был подстрижен и гладко выбрит. Но в его глазах был тот же безумный огонек, что и у Снастьина в ту тяжелую минуту. Психика не выдерживает у наиболее экспансивных. Космос слишком тяжелое испытание для них. А для Ратова? Для него нет оправдания. Не по ложному ли принципу подбирал он экипаж? Придется отвечать.
– Альберто, Званцев! - распорядился Ратов. - Сейчас же отведите Ловского на борт корабля. У него припадок.
Звездолетчики вынырнули из тьмы.
– Оставьте меня! - истерически закричал Ловский. - Не нужна мне ваша помощь! Минимир прокормит меня!
Выкрики Бориса привлекли других космонавтов. Вернулась и Ева со шприцем и лекарствами.
– Тебе надо выпить успокоительного, - ласково сказал Ратов, беря Ловского за руку.
Тот грубо вырвался:
– Не троньте меня, жалкие пигмеи! - Глаза его были безумны, в уголках губ появилась пена. - Оставайтесь пигмеями до конца своих тусклых дней, которые вы разделите между кораблем-темницей и миром Земли. Я отказываюсь и от вас, и от вашей цивилизации.
И он бросился в джунгли. Его вскоре поглотила тьма. Только по хрусту деревьев и можно было определить, где он бежит.
Альберто Рус Луильи и Ева, знаменитая бегунья, кинулись за Ловским.
Увидав преследователей, Ловский ринулся к реке, прыгнул в нее с обрывистого берега и поплыл кролем.
Мексиканец и Ева тоже бросились за ним в воду. Званцев и Каратун добежали до берега. Они видели, как Ловский выбрался из воды, ломился, круша деревья, через чащу.
Преследователи шли по его следам, но отставали - безумие вселило в беглеца небывалую силу.