Вот и комната… или логово?
— Делай, что хочешь. Можешь отнять жизнь.
Девчонка не знала, кто перед ней — но и слов Лачи было достаточно. Без разницы, сидел напротив злобный горный дух с окровавленными клыками или сумрачный юноша, едва ли не ровесник.
Оборотень встал, мягким кошачьим шагом обошел вокруг девчонки. Пальцами провел по ее щеке, шее. Проговорил вполголоса:
— А все-таки ты дурак.
— Это почему же? — с любопытством поинтересовался Лачи. — Конечно, твои вкусы мне неизвестны, но…
— Знаешь, я не кидаюсь на все, что движется, и не принимаю подачек!
И, бросив тяжелый взгляд на неподвижную девушку, добавил:
— А еще мне ее… убери, в общем.
Оба знали, что Лачи имеет власть приказать. И оба знали также, что Кайе подчинится — и девчонке не выжить. Только девушка этого не знала, стояла, едва дыша.
Северянин смерил обоих взглядом, полным сомнения. А Бездна его знает… может, тоненькая струйка не пригасит огонь, а напротив? Лучше не рисковать.
— Она свободна, — сказал своим людям. — Отвезите ее домой.
А сам опустился на скамью напротив.
— Странный ты все же, котенок. Откуда такие сложности? Ты рожден убивать.
— Не в помощь северным крысам.
— Север, юг… это установленные людьми границы. Неужто ты думаешь — там, за пределами, кого-то волнует, кто и какую часть богатства земли захватит себе?
— Не знаю. Только выть хочется.
Лачи смотрел на него, испытывая противоречивые чувства — прикосновения не были в особой чести у северян, кроме разве что соединивших жизни пар — и даже дети получали от родителей не так много ласковых касаний. А глядя на это существо, так и тянуло тронуть блестящие черные волосы… как мех кошки. Лачи и кошек-то не гладил, и не сказать, что испытывал к ним симпатию. Ну, звери, ну, бегают…
Если бы этого можно было навечно удержать в облике энихи, сделать ручным… Лачи подарил бы ему жизнь и держал подле себя. Но — это было бы не то, совсем не то…
А Тейит ждет.
— Готовься к дороге, котенок.
Лачи рассчитывал преодолеть путь за два полных дня — можно было бы и быстрее, только не повезешь ведь котенка мимо поселений. Спутники, они же охрана, ехали первыми и замыкающими. Элати, узнав о гибели соратника, сей же момент умчалась в Тейит, хотя ее Лачи трогать не собирался.
На всякий случай Соправитель держал при себе несколько великолепных акайли, черных алмазов, поменьше того, которым когда-то убили Кессу.
Юноша, поняв, что намерен делать Лачи, замкнулся в себе, теперь из него нельзя было добиться ни слова. Соправитель недоумевал. Поразмыслил было, как вывести Кайе на разговор, но решил — это слишком. Это уже смахивает на самоунижение.
И все-таки никак в толк не мог взять, что кошке так не по нраву — ведь Лачи пока собирается всего лишь перекроить на свой лад верхушку дерева Тейит, убрать лишние листья и ветки. Одна веточка уже обломилась недавно…
А тот — молчал, будто ему приказали собственного брата убить. Неплохая мысль, кстати, но всему свой черед.
Котенок заговорил сам:
— Ты настолько ненавидишь свой город?
Сидя на грис, он всматривался в мутно-молочную дымку, обычную в этих горах по утрам.
— А разве у вас нет вражду между Родами? — ответил Лачи вопросом, быстро, вглядываясь пристальней в оборотня.
— Есть… но не так.
— А как?
Ответом можно было посчитать разве бойкий стук клюва дятла о сосну, а Кайе потерял интерес к разговору.
Тропа, которую лишь условно можно было назвать дорогой, петляла, карабкалась вниз и вверх, и было уже не до бесед. Только, когда смерклось, Кайе сказал — как обычно, на просьбу это не походило:
— Отпусти меня в лес.
— Нет, — покачал головой Лачи. — Потерпи еще немного.
— Думаешь, я стану слабее, если побуду на воле? — фыркнул тот, отсел подальше от костра — едва различимым стал в темноте. Только глаза поблескивали порой, когда вскидывал голову — то алым, то синим. Красиво…
За прошедшие две с половиной недели юноша научился не так открыто проявлять свою ненависть… э, нет, одернул сам себя Лачи. Просто он… терпит пока. Если дикий зверь начинает есть с твоих рук, потому что иначе не получается, это не означает — он не откусит ту же руку, к примеру, стоит только замешкаться.
На другое утро видны стали плато, голубоватые в тумане, а за ними вздымались отроги гор Тейит. Дома, считай.
Грис, которые боялись собственной тени, взвизгнули и дернулись назад, когда из-за поворота выбежал человек. Гонец, сильный и быстроногий, один из людей Лачи. Углядев Соправителя, кинулся к нему, заговорил вполголоса, помогая себе жестами. На его запястье болтался кожаный мешочек, украшенный лазуритом, любимым камнем Саати. Спохватившись, гонец передал Лачи мешочек. В нем не было ничего, но на коже мешочка изнутри рука Саати начертала несколько знаков. Прочитав их, Лачи знаком поблагодарил гонца, хотя обычно был щедрым на слова. Отъехал в сторону от небольшой кавалькады, задумался.
Он не ожидал одного — Лайа испугалась. Думал, постарается настоять на своем, примет сделанное Соправителем за вызов — но та попросту предпочла не рисковать.
"Он не должен появиться в Тейит живым. На подходе будут ждать — если ты попытаешься провести это в город, им отдан приказ уничтожить обоих", — так на словах гонца звучало сказанное для Лачи. А письмо Саати подтверждало новость.
Оставить оборотня в надежной тюрьме невозможно — печать хальни действует лишь вблизи хозяина и некоторое время после этого. А остаться с ним самому — предоставить Лайа все делать по-своему.
Если бы Соправительница решила повести свою игру… но она боится. Слабое утешение.
Он призвал к себе Кайе. Всмотрелся в своего пленника, особо внимательно, будто впервые. Выглядит не так уж плохо, не сравнить с той горящей изнутри землей… печать не дает ему сжечь себя. Отросшие волосы падают беспорядочными крупными прядями. Из одежды только штаны, ночная прохлада ему не страшна. Настороженный, недобрый взгляд из-под ресниц. И все же — не так-то легко прочувствовать до конца, что это юное существо и в самом деле смертельно опасно… смертельно опасный враг. Южане ощутили бы это легко, а Лачи лишь знает, разумом. Северяне иные, они не столь открыты, и с ними куда проще — проще видеть даже в ребенке возможного противника за непроницаемой маской.
А этот — весь на ладони; но Сила — само собой, труднее поверить — Дитя Огня отнюдь не стремится только нести смерть. А ведь видел в долине Сиван. Мог бы и догадаться…
— Хочешь знать, как ты здесь очутился? Полностью, с именами?
— Давно пора сказать.
Стоило дать ему хоть что-то желаемое, как сразу подобрался, и вызов в глазах.
Рассказывать Лачи умел, и все убеждение постарался вложить в слова и голос. Старался короче говорить, понятней.
— Тот, кто отдал тебя северу, знал — мы не сможем направить тебя против юга.
— Кто?
— Себя он не назвал, и знак я не видел. Могу только предположить, из какого он Рода, только боюсь ошибиться. Если бы я меньше знал людей, с первого взгляда не счел бы его серьезным противником. Он еще не достиг средних лет, и выглядит вроде древесной змеи — гибкой, тонкой и ядовитой.
— Ийа… — не ответ, просто имя — и прозвучало, словно проклятие. И обещание. Мягко, почти бесплотным голосом. И сам ведь хотел Лачи, чтобы загорелся на юге пожар, а по коже мороз пробежал. Не хотел бы он очутиться на месте того, чье имя произносят так. Вот и четвертое… жаль, не сообразил раньше.
Северянин ощутил в руке прохладу акайли — черный алмаз не нагревался от соприкосновения с кожей — и стало немного легче. Астала далеко, и Сила южан ничуть не больше северной.
— Вот тебе последнее поручение, котенок. Жаль, что приходится расставаться так скоро — мы слишком мало успели. Ты побежишь на юг, в Асталу, так быстро, как только сможешь. И будешь факелом в стоге сухой соломы. Зажги такой костер, чтобы юг долго еще не поднялся. И сам сгори в нем.