У дома священника толпился народ.
- Приехали, должно быть откуда-то, - предположил я.
- Подождем. Мы-то можем в любой день прийти.
Сели на лавочку. Домик махонький, выкрашен в зеленый цвет, неподалеку сарай и крошечная постройка. Дорожка, цветник. Хорошо, уютно и просто.
- К тому же, у него жизнь веселая, я для него скучная, - продолжила Лара, - да с инвалидностью. Не объяснишь человеку, что многие вещи мне теперь нелегко даются. И в какой-то момент я почти смирилась. Портит картину хромая девушка.
- Что за бред! – встрепенулся я. – Гордиться надо такой девушкой! Какое-то время уйдет на адаптацию, но ты научишься с этим жить. Если смогла себя на ноги поставить, уж остальное раз плюнуть!
- Я тоже думала, что вправе собой гордиться, - Лара вытянула вперед руки и слегка потянулась, - но он считает иначе. Знаешь, теперь, когда слышу фразы вроде: надо было до свадьбы говорить, что у него то-то и се-то, - становится больно. Мне, представляешь? – голос ее дрогнул. – Будто мне отвесили пощечину. Значит, если ты больной или неполноценный, тебе не просто в этом мире не место, ты и на любовь не имеешь права! Какой бы ни был золотой, а связываться неохота. Оказывается, один твой вид вызывает негативную реакцию. Смущение, страх, отвращение. Ты намекаешь на то, что мир несовершенен, что в нем есть болезни, страдания и смерть. И твоя участь могла постичь любого.
Делегация выплыла из домика батюшки.
- Ребят, идите, пока новых не подошло, - обратилась к нам женщина в красной куртке, - вам долго выходить не захочется!
Мы вошли в дом осторожно и медленно. Не потому, что потолок цеплял макушку, и в комнатке не развернуться, а по иной причине, которой я тогда не смог сформулировать. Теперь думаю, из благоговения, от благодати. Тесно даже вдвоем. Темновато. Кровать и стол. Аналой с крестом и Евангелием. Иконами увешаны все стены.
Приложившись к кресту и Евангелию, мы молча разглядывали нехитрый интерьер, неловко поворачиваясь из стороны в сторону.
- Правда уходить не хочется! – тихонько рассмеялась девушка.
Я согласился. Переминаемся с ноги на ногу и молчим. Пока не пришли другие.
- Лар, что до любви, - поколебавшись, я решил вернуться к теме нашей беседы, - с людьми всегда проблемы, неважно больные они или здоровые. Проще завести зверюшку и носиться с ней. Не предаст, не кинет, тебя всякого любит.
- Вот он и завел, - засмеялась девушка, - такие люди ищут беспроблемной любви. Разумеется, ничего такого он мне не говорил, но… вообще герой нашего времени. Серьезно, не смейся! Подлец Фортунато.
- Дураком можно быть и с тремя вышками, - буркнул я скорее из чувства противоречия, - и никакое образование не научит любить.
Лара часто заморгала.
- Мне стало больно. Вообще руки опустились. Да знаешь, комплексы порой терзают. Думаешь, как прошла молодость, куда утекло время? Где ты был, даже когда здоровье не подводило? А теперь и не можешь никому нравиться, обычная жизнь с ее простыми радостями больше не для тебя. Танцы-шманцы, обнимашки-целовашки, все, чему иные не предают значения.
Болезнь – это одиночество. Она изолирует, отдаляет. Никому не хочется видеть боль и страдания, не говоря уж о том, чтобы разделить их даже с любимым человеком. Чувство неловкости и беспомощности. Бессилие ранит, особенно мужчин. Когда привык побеждать, помогать, чувствовать себя супергероем, а тут – не в твоей власти что-то изменить, облегчить жизнь человеку.
Она не смотрела на меня. Взгляд ее направлен вперед, где я решительно ничего не видел, кроме полосы озера.
- Неизвестно, куда бы он скатился, случись с ним такое. Спился бы или повесился? Легко быть героем, когда у тебя суперсила. Гораздо сложнее, когда ее нет.
Она горько рассмеялась.
– В некоторые моменты – особенно когда влюблен, - ты наиболее уязвим. И каждое слово может убить. Я - оголенный провод, открытая рана. Хочется от всех убежать и реветь в сорок ручьев.
Посидев еще немного, мы ушли. Заглянули в храм, поставили свечи, разбрелись по разным углам, а потом опять присели на лавочку, напротив окна.
- Теперь мне хочется доказать всем, что я чего-то стою, - призналась Лара, - что не зря вернулась в эту жизнь. Знакомая певица сказала: выйти на сцену – не цель. К зрителю выходят, чтобы что-то сказать. И это что-то должно быть по-настоящему важным. Вот я теперь понимаю, что остаться в живых мало. Надо что-то больше. Сказать или сделать.