Выбрать главу

Вы убили ДедлиШэдоу 7 уровня.

Получен опыт.

Вы убили врага вашей фракции.

Репутация с фракцией Славянские дикари +1.

Вы убили игрока со статусом «Убийца» выше вас по уровню.

+1% к урону и защите против других игроков.

Вы убили игрока со вражеской фракции выше вас по уровню.

+1% к урону и защите против игроков вражеских фракций.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вами получен новый уровень.

Текущий уровень 2.

Вот! А я о чем? Убиваешь врагов – становишься сильнее. Второй уровень дали. Это подтверждает мои домыслы. Я в игре.

Как понимаю, мне повезло. Здоровья, у убитых мной игроков, оставалось с гулькин нос. Иначе, с одного удара их не получилось бы вынести.

А еще меня мучает одни вопрос. Кто назвал славян дикарями? Нужно найти где-нибудь адекватных игроков, что не являются моральными уродами, и поспрашивать их об игре, а, самое главное, как из нее выйти.

С боку раздается то ли тихий жалобный рев, то ли скулеж.

Из ямы, под корнями поваленного дерева, вылазит мой помощник в сражении с игроками. Это оказывается медвежонок. И если интуиция мне не изменяет, это тот самый, что испугался моего свиста у ручья.

Мохнатый комок подходит ближе и начинает лизать мою руку.

Медвежонок 3 уровень.

Затем малыш, смешно ковыляя лапами, приближается к большому мохнатому телу, что лежит среди трупов других игроков, и начинает жалобно реветь. А в моей голове складывается картинка.

Группа игроков толпой накинулись на медведицу. Кричали и ругались в процессе. Их то я и услышал. Детенышем игроки называли медвежонка. А мне почему-то пришло в голову, что обижают именно человеческую женщину и ребенка.

Но это теперь неважно. Я не жалею, что отправил на возрождение этих уродов. И рад, что спас малыша. А вот его маму не успел… Эх…

От размышлений меня отвлекает медвежонок. Он снова рядом со мной и лижет мне руку.

– Что, дружок, есть хочешь? – спрашиваю его, так как про погибшую маму спрашивать почему-то неловко.

В ответ слышу протяжное «Ууав».

– Я тоже хочу есть, – со вздохом произношу я, глядя в грустные глаза медвежонка. – Ты не знаешь, где можно набить свой желудок? А то у меня есть один вариант… Но далеко не факт, что смогу получить там что-нибудь съестное, а не чем-то твердым по голове.

Медвежонок фыркает, цепляет зубами меня за штанину и начинает тянуть в сторону. А отпустив и проковыляв туда же, оборачивается и издает легкое рычание.

– Ты меня зовешь куда-то? – спрашиваю мохнатого.

В ответ медвежонок фыркает, немного отбегает, и снова оборачивается.

– Ну, ладно, пойдем, посмотрим, куда ты меня приглашаешь.

С этими словами припускаю за смешно ковыляющим мишкой.

Через двадцать минут пути, спрашиваю увлекшегося прогулкой зверя:

– Ты куда меня ведешь, косолапик? Я отсюда могу и не выбраться, заплутаю в лесу.

Эх! Надо было сначала вернуться к ручью и напиться.

Медвежонок издает «Ууааа», мол я знаю куда тебя веду двуногий, и ковыляет дальше.

Можно, конечно, развернуться пока не поздно и вернуться назад. Но мне очень интересно, куда может завести этот забавный зверь? И для чего он это делает?

Да, и чего я теряю? Умереть не могу. Воскресну, если что. А времени не жалко. Мне его пока не на что тратить.

За время пути дикие животные на нас не нападают. Хоть я и видел в отдалении некоторых представителей местной фауны. А что было бы, если мне пришлось идти одному?

Еще через полчаса быстрой ходьбы, я собираюсь разворачиваться, но медвежонок цепляет зубами меня за штанину и тянет, затем лижет руку и жалобно смотрит в глаза. Приходится поддаться на уговоры.

А еще через двадцать минут, мы выходим на лесную поляну, в конце которой стоит огромный, поросший мхом дуб. Я таких здоровых никогда не видел. И десятка людей не хватит, чтобы обхватить его ствол.

Медвежонок трусит к нему и устраивается в могучих перекрученных корнях. Подхожу ближе. Замечаю в коре ствола ровную щель. Провожу по ней взглядом, и она оказывается ровной правильной линией. Затем она загибается… После внимательного осмотра, делаю вывод, что в коре прячется дверь.

– Ого… Тут леший, что ли живет? – поражаясь находке и почесывая затылок, негромко проговариваю я, ни к кому не обращаясь.

– Сам ты, леший! – скрипучий грубый мужской голос служит мне ответом.