― Ты дрожишь, ― говорит он. ― Ты не можешь здесь спать. Прими горячий душ, а я приготовлю тебе что-нибудь выпить.
Это не потому, что мне холодно ― я даже не чувствую температуру. Я дрожу от его близости.
И это не имеет значения. Неважно, насколько сильно Лео хочет меня, потому что он не позволит себе ничего предпринять. Я билась головой об эту стену так часто, что почти заработала сотрясение мозга, и мне пора остановиться.
― Ты снова отдаешь мне приказы, orsacchiotto mio, ― говорю я сквозь стиснутые зубы.
Он медленно выдыхает.
― Ты дрожишь, ― повторяет он. ― Я не хочу, чтобы ты простудилась. Ты можешь либо принять душ по собственному желанию, либо я сам отнесу тебя туда. Под моим присмотром ты будешь в безопасности. Все ясно, principessa?
Я морщу лоб. Его голос звучит спокойно, но в глазах бушует буря. Под моим присмотром ты будешь в безопасности. Дело не в протекающей крыше и не в моей промокшей ночной рубашке. Дело совсем в другом.
Я упускаю что-то важное.
Не говоря больше ни слова, я поворачиваюсь и направляюсь в ванную. Мой господин и повелитель приказал принять горячий душ. Я живу, чтобы повиноваться.
Лео стоит на кухне, когда я выхожу из душа в черной шелковой пижаме, и его глаза задерживаются на мне на мгновение, прежде чем он отводит взгляд.
― Какао, ― говорит он, протягивая мне кружку. Он одет в выцветшие джинсы и футболку, которая обтягивает упругие мышцы его груди и пресса. ― Моя мама обычно готовила мне какао, когда я попадал под дождь.
Я дорожу этим добровольно предоставленным фрагментом личной информации.
― Спасибо.
― Я проверил спальни. Твоя комната приняла на себя основной удар стихии. Боюсь, твой матрас испорчен. ― Его губы подрагивают. ― Прежде чем ты спросишь, в твоей швейной комнате сухо, и ткани в безопасности. Вода, похоже, повредила только пол.
Я совсем не подумала о своей ткани.
― Это хорошо. ― Какао горячее, насыщенное и сливочное. Я обычно пью чай, когда мне хочется чего-нибудь теплого в течение дня, но горячий шоколад может стать серьезным конкурентом.
― Утром я найду подрядчиков. Что касается оставшейся части ночи, ты можешь спать в моей спальне.
― Хорошо.
Я допиваю какао и поднимаюсь вслед за Лео наверх. В трех пустых спальнях стоят ведра там, где течет вода. В моей спальне ведра нет ― это бессмысленно, поскольку матрас служит гигантской губкой, ― но полотенца устилают пол, впитывая лужи.
― Ты был занят.
Он ворчит в ответ. Я следую за ним в его спальню, которая чудесным образом осталась абсолютно сухой. Он машет мне рукой в сторону двуспальной кровати.
― Я буду спать в одной из других спален.
― Серьезно? ― это просто смешно. ― На каком матрасе?
― На полу.
Если я задушу его прямо сейчас, в городе не найдется ни судьи, ни присяжных, которые признают меня виновной.
― Лео, в остальных спальнях протечки, ― говорю я, обеими руками цепляясь за свое стремительно иссякающее терпение. ― Это единственная сухая комната на этом этаже, и у тебя матрас королевского размера. Здесь хватит места для нас обоих.
Не только мое терпение иссякает. Но и мой оптимизм. Я нравлюсь Лео, но он упорно продолжает меня отталкивать. Его бесконечные отказы измотали меня, и я изо всех сил стараюсь не разрыдаться. Передо мной простирается остаток моей жизни словно пустошь, лишенная любви, тепла, прикосновений. Я никогда ни с кем не сближалась, я ждала фейерверков и животного магнетизма. Если бы я знала, что мое будущее будет сухой, лишенной секса пустыней, я бы переспала с первым же парнем, которого поцеловала.
Он направляется к двери.
― Это плохая идея, Роза.
― Почему? Потому что я тебя привлекаю?
― Я не…
Вот и все. Мой индикатор оптимизма погас. Сначала мне звонит какой-то таинственный мужчина, потом брат игнорирует меня, а теперь еще и Лео? У меня официально закончилось гребаное терпение.
― Лжец, ― рычу я, как раненое животное, борющееся за жизнь. ― Прекрати нести эту чушь. Ставлю сто евро на то, что сейчас у тебя эрекция.
Он долго смотрит на меня, потом достает бумажник, извлекает из него хрустящую купюру в сто евро и бросает ее на кровать между нами.
― И что? ― я смотрю на него с недоверием. ― Ты просто бросишь деньги и уйдешь? Вот так просто?
― Да. ― Он проводит пальцами по волосам. ― Это к лучшему. Я уже говорил тебе, что не гожусь для тебя. Ничего не изменилось, principessa.
Это проклятое прозвище ― оно всему виной. Это последняя капля.
― Ладно! ― я то ли кричу, то ли рыдаю. ― Он идет к двери, повернувшись спиной ко мне, и мне кажется, что он уходит из моей жизни. ― Придумывай свои оправдания и убегай. Я просто буду здесь, засну на твоей кровати и останусь гребаной девственницей до конца своих дней.
Он замирает.
― Что ты сказала?
― Придумывай свои оправдания и убегай.
― Не это. ― Его голос звучит напряженно. ― Другое.
― Что у меня никогда не было секса? Я думала, ты знаешь.
Он медленно поворачивается.
― Нет, principessa. Я определенно не знал. Такие вещи мужчина не забывает. ― Его глаза темные и непостижимые. ― Ты никогда ни с кем не спала? Почему?
О, ради всего святого.
― Не стоит делать из мухи слона.
― Почему? ― настойчиво повторяет он.
Мужчины.
― Потому что меня никогда никто не привлекал настолько, чтобы я захотела это сделать, ― раздраженно говорю я. ― Я не хотела спать с кем-то только для того, чтобы вычеркнуть это из списка.
Он судорожно сглатывает.
― И ты пригласила меня в свой гостиничный номер, потому что…