― Ты уверен? ― я вспоминаю слова Хью. Сейчас ты невеста Чезари, а не его жена. Ромео может заявить, что мы еще не семья. ― Мне стоит бояться? Я думала, вы заключили сделку со Spina Sacra, но если…
― Тебе ничего не угрожает. Не нужно бояться.
― Думаешь, они могут отказаться от сделки?
Лео выглядит озадаченным.
― Нет, с чего бы им это делать?
― Я не знаю. Но они могут, верно? Пока мы не женаты, Spina Sacra может убить Хью.
― Нет, ― говорит он. ― Ты носишь мое кольцо на пальце. Они согласились на сделку. Они не тронут твою семью.
― Но я не принадлежу к мафии, пока мы не поженимся.
― Это не имеет значения.
― Ты уверен? ― спрашиваю я.
Он тянется ко мне через стол и берет мою руку в свою.
― Я не юрист, ― говорит он. ― Даниэль, наверное, мог бы назвать тебе сотню способов, которыми они могли бы нарушить соглашение. Но я присутствовал при заключении сделки. Сантини вернул свои десять миллионов евро, а в качестве бонуса получил чрезвычайно важный торговый маршрут. Он много говорил о чести, но на самом деле он не собирается делать ничего, что могло бы поставить под угрозу соглашение. Если бы мы жили отдельно, он, возможно, был бы вынужден что-то предпринять, чтобы сохранить лицо, но мы живем вместе, и через три недели у нас свадьба. Все в порядке. Ты в безопасности.
― Тогда зачем охрана? У Валентины ведь нет телохранителей, которые следуют за ней повсюду?
― Нет, ― неохотно признает он, по-прежнему избегая моего взгляда. ― Я просто параноик, вот и все.
Волосы у меня на затылке встают дыбом. Лео был совершенно откровенен, когда я спрашивала его о Саймоне, но он уклоняется от ответа о телохранителях.
Он что-то скрывает от меня, и я не знаю, что именно. И как бы мне ни хотелось надавить, я не могу. Потому что не только у него есть секреты. У меня тоже есть один, и я его ненавижу.
ГЛАВА 27
Лео
После смерти Патриции меня много лет мучили кошмары. Снова и снова я видел, как в нее стреляют. Я сидел на полу в луже ее крови, положив ее голову себе на колени, и беспомощно смотрел, как любовь всей моей жизни умирает от пули, предназначенной мне.
Кошмары возобновляются, как только мы с Розой назначаем дату свадьбы. Когда это происходит в первый раз, я резко сажусь, мое сердце бешено колотится от страха, я весь в поту. Роза шевелится рядом со мной и открывает глаза.
― Привет, ― сонно говорит она. ― Что случилось?
― Плохой сон. Засыпай.
Она приподнимается и кладет голову мне на плечо.
― Хочешь поговорить об этом?
― Нет. Боже, нет. ― Мой голос звучит резче, чем я хотел. Я встаю с кровати, образы все еще яркие и тревожные. ― Пойду выпью чаю.
Она бросает на меня обеспокоенный взгляд.
― Я пойду с тобой.
― Не нужно, principessa. Я справлюсь с чаем.
― Уже научился? ― спрашивает она, вставая с кровати. ― Приятно слышать. Можешь приготовить и мне немного.
Они не прекращаются. Каждую ночь мне снится один и тот же гребаный кошмар. Я засыпаю со страхом в сердце, и, как по часам, мои кошмары приходят, чтобы терзать меня.
Это всегда одно и то же. Я в церкви, стою у алтаря перед семьей и друзьями. Но на этот раз в первом ряду рядом с моей мамой сидит не семья Патриции. Это родители Розы, сияющие от радости. Хью Тран теребит свой галстук-бабочку, а Анжелика сидит, выпрямив спину, и смотрит вокруг широко раскрытыми восхищенными глазами. Старый Дон Венеции, Доменико Картоцци, отсутствует. Вместо него сидит Антонио Моретти, а по бокам от него ― Данте и Томас.
Музыка становится громче. Все поднимаются на ноги и поворачиваются лицом к задней части церкви, где стоит женщина, одетая в белое с головы до ног, в ее руках ― огромный букет роз всех оттенков розового, кружевная вуаль скрывает ее лицо.
Моя невеста.
Я оборачиваюсь, мое горло сжимается от волнения, и смотрю, как она медленно и уверенно идет ко мне по проходу. Она проходит половину пути, когда женщина, сидевшая с гостями, бросается ей наперерез.
― Нет! ― кричит Франческа, хватаясь за юбку платья. ― Не делай этого, Патти. Он разрушит твою жизнь.
Невеста, отказываясь, отталкивает ее в сторону, но Франческа продолжает сжимать кружево. Треск рвущейся ткани прорезает звуки оркестра. Гости задыхаются от ужаса, но моя невеста неумолима. Ее свадебное платье превратилось в лохмотья, но она продолжает безмятежно скользить ко мне.
Священник в красно-золотом облачении совершает обряд.
― Берешь ли ты, Леонардо Чезари, эту женщину в жены, ― произносит он. ― В болезни и в здравии, в горе и в радости, пока смерть не разлучит вас.
― Беру, ― клянусь я.
― Теперь можешь поцеловать невесту.
Но прежде чем я успеваю прикоснуться к ней, раздается шум. По проходу идет человек в смокинге, его лицо скрыто от глаз. Он поднимает пистолет и целится в женщину рядом, но его взгляд прикован ко мне.
― Ты должен был знать, что это ошибка, ― говорит он. ― Ты должен был догадаться.
Затем он стреляет в нее.
Я поднимаю вуаль, но уже знаю, кого увижу. Роза, с пузырящейся на губах кровью, зажимает зияющую дыру в животе и смотрит на меня, жизнь утекает из этих прекрасных карих глаз.
И когда мы останавливаем стрелка, это не Макс Гуэрра. Это не Рокко Сантини. Это никогда не один из них.
Нет. Стрелок ― это всегда я.
Кошмары ― это ад. Каждую ночь они будят меня и оставляют в потном, испуганном состоянии. Но дни идут, и происходит нечто необыкновенное.
Роза всегда просыпается, как бы я ни старался ее не беспокоить. Она всегда спрашивает, не хочу ли я поговорить об этом, и никогда не сердится, когда я отказываюсь. Она настаивает на том, чтобы спуститься со мной на кухню, где мы пьем чай, едим вьетнамские закуски и говорим обо всем на свете. Мы возвращаемся наверх и занимаемся любовью, а потом, удовлетворенные, лежим рядом и продолжаем разговаривать. И по мере приближения нашей свадьбы это тихое, пограничное время становится моей любимой частью дня.