― Что случилось? ― шепчет она. ― Ведь что-то случилось, не так ли?
― Да. Доменико ввязался в конфликт с русской бандой. Они платили за перевозку наркотиков через Венецию, но он решил, что этого недостаточно. Он удвоил цену, а когда они не захотели платить, организовал перехват их груза карабинерами. ― Мой голос звучит ровно. ― Русские сопротивлялись. В завязавшейся перестрелке был убит Николай Смирнов, наследник Братвы. Его отец, Григорий, узнал о предательстве Картоцци и решил послать сообщение. ― Я тяжело сглатываю. ― В день моей свадьбы, когда мы с Патрицией обменивались клятвами, в нашу церковь вошел наемный убийца и открыл огонь. Патриция погибла от пули, предназначавшейся мне.
― Боже мой, Лео. ― Слезы наворачиваются на глаза Розы и текут по ее щекам. Она обнимает меня, окутывая своей нежностью. ― Мне очень, очень жаль.
― Она истекла кровью прямо там, в церкви, ― продолжаю я, заставляя себя заново пережить это болезненное воспоминание. Град пуль, встретивший Патрицию в церкви. Смятение в ее глазах, когда она схватилась за живот. Красная, красная кровь, растекающаяся по ее белому свадебному платью. ― Она умерла у меня на руках в тот день, который должен был стать самым счастливым в моей жизни.
Она подавляет рыдание.
― О, Лео, ― сокрушенно шепчет она. ― Хотела бы я знать, что сказать.
Я обнимаю ладонями ее щеки и целую в губы. Я расстраиваю ее и должен остановиться, но плотину прорвало, и я не могу сдержать поток слов.
― Это была моя вина. Я не нажимал на курок, но с таким же успехом мог бы это сделать. Я подверг ее опасности в тот день, когда пошел работать на Доменико Картоцци. ― Я сажусь на стул и тяну Розу к себе на колени. Она плачет из-за меня, и это разбивает мне сердце. ― В тот день я тоже получил пулю. Я пролежал в больнице три месяца. Когда меня выписали, я выследил стрелка, Луиджи Ферлито, и убил его. ― Я зажмуриваюсь. ― У него были жена и ребенок. Я хотел убить и их.
― Но ты этого не сделал. ― В ее голосе нет никаких сомнений. Она абсолютно уверена в моей способности поступить правильно.
― Ты так уверена во мне.
― Я присутствовала, когда похитили Анжелику, ― отвечает она. ― Я видела твой взгляд. Ты не причинил им вреда, Лео.
Роза верит во врожденную доброту людей.
― Я хотел этого, ― отвечаю я. ― Но не ребенок, никогда не ребенок. Дети неприкосновенны. Но жена Ферлито… Я хотел убить ее. Я хотел всадить пулю ей в голову всеми фибрами своего существа. Я был готов нажать на курок.
― Что тебя остановило?
― Это не вернуло бы Патрицию. ― Я крепче сжимаю ее талию. ― Убийство Ферлито было правосудием. Убийство его жены было бы местью. Кроме того, были и другие цели, люди, которые заслуживали смерти. Пока я восстанавливался в больнице, ситуация с русскими переросла в тотальную войну. Я пробыл там достаточно долго, чтобы убедиться в нашей победе, а затем отправился к Картоцци и объявил о своем уходе. Я все еще оставался номинальным членом мафии, но уже не входил в его ближний круг. И там я оставался до тех пор, пока не появился Антонио Моретти и не отобрал у него трон.
Она долго молчит.
― Тебе снилась ее смерть, ― говорит она. ― Об этом твои кошмары?
― Мне снится не ее смерть, principessa. Твоя. Ночь за ночью мне снится, что убийца врывается на нашу свадьбу и стреляет в тебя. Когда я не с тобой, рядом мои охранники. Вопреки здравому смыслу, я заставил Валентину взломать камеры в твоем спортзале. Я даже зашел так далеко, что установил маячок в твой телефон. Я нарушаю границы твоей частной жизни и твою независимость, потому что я гребаный параноик. Я люблю тебя. Если с тобой что-то случится, я разобьюсь вдребезги.
Она поворачивается и смотрит на меня.
― Повтори эту часть, ― шепчет она.
― Удвоенная охрана, камеры в спортзале, маячок в твоем телефоне.
Она бьет меня по руке.
― Не эту часть. Другую.
Я ловлю ее руку прежде, чем она успевает ударить меня снова, и подношу ее к губам.
― Я люблю тебя. Думаю, я полюбил тебя в тот день на пляже, когда сказал тебе, что единственный способ спасти брата ― это выйти за меня, а ты ответила, что это несложно, потому что я привлекательный.
Слезы катятся по ее щекам.
― Так и есть, ― говорит она. ― Я не лгала. ― Она смахивает их тыльной стороной ладони. ― Я тоже тебя люблю. Но ты, наверное, уже знаешь об этом, потому что в отличие от тебя я плохо скрывала свои чувства.
Я ощущаю, как на моем лице появляется улыбка. Она любит меня. Я только что сказал ей, что виноват в смерти Патриции, а она не убегает с криками. Она сидит у меня на коленях, уткнувшись головой в мою шею, и говорит, что любит меня. Я чувствую себя самым счастливым парнем на свете.
― Ты не беспокоишься о рисках, связанных с браком со мной?
Она отвечает на мой вопрос своим собственным.
― Почему ты работаешь на Антонио Моретти?
― Картоцци переходил от конфликта к конфликту, ― отвечаю я. ― Он был похож на ребенка, который закатывает истерику. Из-за него погибло столько людей. Столько невинных жизней было разрушено из-за его высокомерия. Воевать легко. Это может сделать любой идиот с оружием и претензиями. Гораздо сложнее поддерживать мир. Я работаю на Антонио, потому что он никогда не теряет самообладания и не бывает неуравновешенным. Но самое главное ― он понимает, насколько разрушительна война, и сделает все, что в его силах, чтобы ее избежать.
― Вот тебе и ответ, ― спокойно отвечает она. ― Ты не убил жену человека, который убил твою невесту, Лео. И ты сломал запястья Саймону, но оставил его в живых. Справедливость, а не месть. Вот почему я не волнуюсь. ― Она морщится. ― Кроме того, именно действия Хью втянули меня в ваш мир, а не ты. Если я и буду на кого-то злиться, то только на него.