Он занимается литературой, изучает философию Шеллинга, пишет теоретические и критические статьи, в том числе и разбор 2 части «Фауста», заслуживший похвалу Гете, публикует стихотворения и переводы, в частности, прозаический перевод «Конрада Валленрода» Адама Мицкевича. В 1829 году Шевырев принял предложение княгини Зинаиды Александровны Волконской заняться воспитанием ее сына и отправился в Италию.
Шевырев принялся штудировать европейские, прежде всего итальянские, литературу и искусство, продолжал присылать свои стихотворения и заметки в русские журналы и, вернувшись в 1833 году в Россию, начал преподавать в Московском университете. Он читал начальные курсы по теории и истории поэзии, позже послужившие основой его трудов «История поэзии» и «Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов», а также курс по истории русской словесности и вскоре был назначен деканом.
Нельзя сказать, чтоб Шевырев был блестящим лектором, хотя и не стоит умалять его значение: «Лекции Шевырева, — вспоминал Василий Осипович Ключевский, — производили на меня глубокое, неизгладимое впечатление, и каждая из них представлялась мне каким-то просветительским откровением, дававшим доступ в неисчерпаемые сокровища разнообразных форм и оборотов нашего великого и могучего языка». Однако в целом о лекторском таланте Шевырева большинство слушавших его высказывались весьма иронически. «Шевырев любил фразы, — писал Александр Николаевич Афанасьев, — он говорил красно, часто прибегая к метафоре, голосом немного нараспев, особенно неприятно читает он или, лучше сказать, поет стихи. Иногда он прибегал к чувствительности: вдруг среди умиленной лекции появлялись на глазах слезы, голос прерывался, и следовала фраза: „Но я, господа, так переполнен чувствами… слово немеет в моих устах…“, — и он умолкал минуты на две».
«Основа недостатков Шевырева, — вспоминает С. М. Соловьев, — заключалась в необыкновенной слабости природы, природы женщины, ребенка, в необыкновенной способности опьяняться всем, в отсутствии всякой самостоятельности. Нельзя сказать, чтобы он вначале не обнаружил и таланта, но этот талант дан был ему в черезвычайно малом количестве, как-то очень некрепко в нем держался, и он его сейчас израсходовал, запах исчез, оставив какой-то приторный выцвет. Шевырев как был слаб перед всяким сильным влиянием нравственно, так был физически слаб перед вином, и как немного охмелеет, то сейчас растает и начнет говорить о любви, о согласии, братстве и всякого рода сладостях; сначала в молодости это у него выходило иногда хорошо, так что однажды Пушкин, слушавший оратора, проповедующего довольно складно о любви, закричал: „Ах, Шевырев, зачем ты не всегда пьян!“»
Как преподаватель Шевырев сильно уступал в популярности другим профессорам Московского университета, например, Грановскому, что явно задевало его. Самолюбие его вообще сказывалось очень часто и многим современникам внушало острую антипатию.
писала о нем Каролина Павлова. Славянофильские же взгляды Шевырева, — но без глубины наиболее ярких представителей славянофильства, — также не прибавляли ему популярности, а самолюбие и вспыльчивость сослужили плохую службу.
В 1857 году на заседании совета Московского художественного общества Шевырев повздорил и подрался с Бобринским как раз на почве споров о патриотизме. Кончилось это для него весьма плачевно: Бобринский повредил ему ребро, а царь уволил от должности профессора.
А. А. Шишков (1799–1832)
«С ума ты сошел, милый Шишков; ты мне писал несколько месяцев тому назад: милостивый государь, лестное ваше знакомство, честь имею, покорнейший слуга… так что я не узнал моего царскосельского товарища. Если заблагорассудишь писать ко мне, вперед прошу тебя быть со мною на старой ноге. Не то мне будет грустно. До сих пор жалею, душа моя, что мы не столкнулись с тобою на Кавказе; могли бы мы и стариной тряхнуть, и поповесничать, и в язычки постучать. Впрочем, судьба наша, кажется, одинакова и родились мы видно под единым созвездием», — писал Пушкин в 1824 году Александру Ардалионовичу Шишкову.
Александр Ардалионович Шишков, с коим Пушкин подружился еще в бытность свою в Лицее, был родным племянником Александра Семеновича Шишкова, известного адмирала и писателя, министра народного просвещения и президента Российской академии. Знавший Шишкова-младшего Константин Степанович Сербинович называет его «другом Пушкина и подражателем ему не только в стихах, но и в юношеских увлечениях, — чем дядя был очень недоволен».