— В Испании мне впервые по-настоящему стало ясно, где, в чьих рядах мое место, — рассказывал нам Неруда на дружеском ужине после вручения ему Международной премии «За укрепление мира между народами». — Там я научился хорошо различать, где красное, где черное; где мир и где война: где добро и где зло. С тех пор я с вами, советские друзья. Я в ваших рядах. И не как волонтер из иностранного легиона, а как ваш солдат, каковым и прошу меня считать до конца жизни.
Да, он был солдатом. Храбрым, стойким солдатом, не боявшимся опасности, умеющим защищать свои убеждения. Он сумел в своих стихах выразить чувства братской солидарности народов Латинской Америки с советскими людьми, которые в начале второй мировой войны один на один сражались с объединенными силами мирового фашизма, сплотившимися под гитлеровскими знаменами.
Его поэмы «Песнь любви к Сталинграду», «Песнь в честь Красной Армии, подошедшей к воротам Пруссии» — эти два произведения о мужестве советского народа, о необоримой силе его идей — прекрасные страницы творчества Неруды.
После второй мировой войны Пабло Неруда был избран сенатором Чили. Но его страстные выступления с сенатской трибуны против провокационной политики правящих кругов страны, его разоблачения тайной и роковой роли североамериканского ЦРУ в делах и жизни Чили привели сенатора на нелегальное положение. Сенатор Рикардо Басуальто стал изгнанником. Но поэт Пабло Неруда продолжал свою бурную антиимпериалистическую деятельность, разя врагов мира и врагов своей страны поэтическим оружием.
В те годы из-под его пера выходит сборник поэм «Виноградники Европы и ветры Азии», в котором, пожалуй, самой значительной главой является поэма «Сибирский экспресс», посвященная нашему послевоенному восстановлению и созиданию.
Он — участник почти всех конгрессов Сторонников мира, активный участник, вокруг которого всегда кипят самые боевые силы международных форумов.
Яркая деятельность Неруды получила широкое и поистине всемирное признание. Кроме Международной премии «За укрепление мира между народами», о которой я уже упоминал, он получает за свою поэму «Да пробудится лесоруб» Международную премию Мира, а затем и Нобелевскую премию…
Когда я узнал, что Неруды нет уже в живых, ярко вспомнилось последнее свидание с этим необыкновенным человеком, дружбой которого я всегда гордился.
В последние годы жизни Неруда вернулся к дипломатической деятельности. Да к какой! Полномочный посол Республики Чили в столице Франции.
Я легко представлял его, большого, медлительного, иронического, наносящего с трибуны какого-нибудь конгресса удары по врагам мира. Или в читательской аудитории, неторопливо, монотонно, как бы цедящего сквозь зубы свои стихи. Или за дружеским столом в каком-нибудь крохотном замысловатом кабачке, где он, негромкий и немногословный, всегда оказывался в центре застолицы. Но в качестве полномочного министра, посла своей страны в Париже никак не мог его себе вообразить.
И вот представился случай. Возвращаясь из дальних странствий, я и мой друг из-за несовпадения расписания рейсовых самолетов вынуждены были задержаться в Париже. Первый день пасхи. Гудят колокола знаменитых соборов. Город просто сияет молодой листвой своих бульваров и парков, пестро, шумно отмечает этот весенний праздник. Позвонили по одному, по другому, по третьему телефонам. Никого из французских друзей дома не оказалось. И пришла мысль: а ну-ка позвоним послу республики Чили.
Без особого труда соединились с Нерудой и услышали его такую знакомую неторопливую хрипловатую речь: да, да, он дома. Он рад, что мы ему позвонили. Он приглашает, он просто требует, чтобы мы заехали к нему. Правда, Матильды нет. Она дома, за океаном. И он должен на час отлучиться на какую-то нудную, необязательную дипломатическую церемонию, черт бы ее побрал. Но ничего. Приезжайте немедленно. Первым же такси. И не завтракайте, а то вам будет скучно меня ждать.
Загадочный смысл этой фразы стал ясен сразу же, как только дежуривший в посольстве чиновник, молодой человек с остренькими косыми бачками, провел нас прямо в личные апартаменты посла к богато накрытому столу, посреди которого возвышалась затейливая сулея индейской работы, наполненная густым рубиновым вином. Проводивший нас молодой дипломат, перед тем как откланяться, многозначительно показал лежащую на столе записку. Каллиграфическим почерком были выведены на ней по-русски три слова: «Здравствуйте. Ешьте. Пейте!» Последнее слово этого приглашения было энергично подчеркнуто и сопровождено жирнейшим восклицательным знаком.