Веста…Веста…повторяли пересохшие губы переполняя сердце бешеным ритмом. Повторяли его губы в надежде, что она чувствует его дрожащий шепот. Повторял влюбленный мужчины сдерживая скупую слезу. Он никогда не думал, что любить тяжело, но если это горькое чувство, что сдерживает его словно клетка опасного хищника и есть любовь, то почему все вокруг убеждены в сладости этого эйфорического чувства. Она девочка звезда…небрежная, растрепанная, такая очарованная собой, и в ее чувствах нет места такому, как Кирилл. Он поклялся забрать это чувство надежды с собой. Оставить ее в покое. Не позволять себе больше никогда в жизни такой грязи, какую он вылил на нее в своем пьяном бреду. Смирись. Загадка этой женщины разгадана, но не тобой. Сдерживайся. Не отпугивай красивую бабочку своей бесцеремонностью…сделай это…
Кирилл посмотрел на свои наручные часы, прежде как открыть дверь. Без четверти седьмого. Бесшумно открыв входную дверь, он остановился, посмотрел в зеркало и покачал головой. Ему нужно поспать. Незачем его женщинам (жене и падчерице) видеть такого мерзкого типа. Он никогда не скрывал, что находит свою внешность так сказать не самой симпатичной, да и оценивать мужскую красоту ему было не с руки. Ведь мужчины на то и есть мужчины, чтобы быть ценителями женской роскоши, а не вот этого вот. Кирилл снял куртку, и повесил ее на вешалку, разулся, и прикрывая зевоту прошел по узкому коридору в спальню, но что-то было не так. За приоткрой дверью зала виднелась фигура Саши.
Саша…Александра…она сидела неподвижно в кресле с лицом глубокого разочарования, и обиды, что скреблись черными кошками в ее душе. На столике рядом часы, высокая кружка с недопитым кофе, и ночник. Ночник со своим томящим светом, который практически не было видно в свете первых солнечных лучей, что пробивались сквозь серые тучи дождевой пелены. Саша сидела в кресле, обмотавшись в теплый плед, и увидев Кирилла, скривилась в недовольстве, можно сказать практически в призрении. Кирилл протянул ладонь, чтобы убрать спавшую прядку мягких, каштановых волос, но женщина увернулась от мужского прикосновения.
И вот сейчас Кирилл начинал трезветь. Они такие разные. Саша и Веста. Черное и белое. Веста со своими вьющимися, белокурыми локонами до плеч казалась ангелом с чистыми, зелеными, словно летняя трава глазами. Со своими хрупким, но таким чувственным телом. Он видел в ней настоящего ангела с роскошными, упругими, полными бедрами, что она разводит в стороны скрывая робость за вызывающим танцем. «Ей бы крылышки за спиной приделать, и получится нимфа»-воскликнул Кирилл увидев впервые Весту. И глядя сейчас на Сашу, он понимал, что между ними…между его любимыми женщинами нет ничего общего. Саша…высокая, спортивная женщина с карими глазами, каштановыми волосами по поясницу, и с укоризной во взгляде. Надменность и робость. Нежность и превосходство. Одну из них Кирилл вкусил, как сочный плод, но желание прикоснуться к миловидной танцовщице заставляло его срываться. Он так часто ловил себя на мысли, что сейчас простонет на пике своего бешеного удовольствия его имя, что ему становилось страшно от самого себя. Он боялся желаний. Он боялся собственной страсти. Он боялся ее…ее…девчонку с волосами цвета пшеницы…с щеками нимфеточного румянца.
— Я удивлена, Кирилл. — произнесла Саша допивая свой холодный кофе от которого у женщины начинался приступ тошноты.
— Чему именно? — спросил Кирилл снимая свою белую рубашку и вешая ее на вешалку. — что тебя до сих пор удивляет, радость моя?
— Странно, что ты вообще пришел домой. — женщина хмыкнула. — знаешь, как это здорово… — она сделал еще один глоток, но он оказался пустым. — ждать. — Саша аккуратно поставила кружку на столешницу и вздохнула. — я жду тебя. Жду всю ночь, и знаешь, как это все же паршиво. Я ведь знаю, что твоя смена заканчивается в пять утра, и никогда ничего не говорила по этому поводу, но только…
— Что только? — Кирилл обернулся. — в конце концов, я работаю и это не моя вина, что часы работы бара такие. Саш, ты ведь это прекрасно знаешь. Если бы я мог, то давно бы ушел с этой гребаной работы.
— Так уйди. — спокойно ответила женщина. — можно подумать, что ты не сможешь найти себе работу в каком-нибудь другом баре. Или в этом тебя что-то держит?
— Можно ли нам обойтись без твоих замечаний? — мужчина сел в кресло напротив.
— Можно, но как? И вообще, давно ли твоей работой стало наблюдать, как это вертихвостка дергает задом? — Саша улыбнулась.
— Она не вертихвостка, и у нее есть имя, и да, она работает в этом баре, как и я, следовательно, моя работа наблюдать за порядком в этом заведении. Что в этом такого удивительного? — мужчина устало вздохнул.
— Следит за порядком у вас Макс, а ты должен быть чуть лучше, чем канцелярская крыса. Что-то я никогда не слышала, что в списке твоих обязанностей был хотя бы намек на бумаги или переговоры.
— Знаешь почему? Наша владелица жива, и такими мелочами занимается она. — Кирилл скрестил кисти рук в замок у губ.
— Не понимаю я… — Саша встала с кресла и обойдя его, обхватила ладонями мягкую обвивку. — почему у всех мужья, как мужья? Почему они успевают и поработать, и провести время с семьей, и… — ее ладонь робко коснулась локтя. — и исполнить супружеский долг? Кирилл, когда мы в последний раз оставались с тобой наедине?
— Саш, — Кирилл подошел к жене, приобняв ладонью ее талию. — все наладится. Просто сейчас тяжелый месяц.
Александра вздохнула. Прижавшись к мужу всем своим телом, она хотела снова почувствовать единство, какое охватывало ее в моменты самых крепких объятий. Что-то было не так. Что-то было абсолютно не так. Он отстраненный, какой-то чужой, совершенно. Его объятье холодное, словно он обнимает кого угодно, но только не ее. Пытаясь надышаться его запахом, Саша вздрогнула. Нежные нотки ванили, игристого ириса, чарующего цветка яблока. Сладко-нежный парфюм женщины. Женщины, что рушит ее семейную жизнь. Коснувшись ладонь мужского торса, Саша истерично засмеялась.
— А может мне стоит прийти? Да, — женщина сделала шаг назад сдерживая накатившие слезы. — прийти и просто посмотреть в глаза этой дряни…
— Ты совсем с катушек съехала? — Кирилл скривился в ужасе. — что ты опять начинаешь???
— Неудивительно, что все женщины бросают вас. Знаешь, Кирилл, а я тоже человек. Я тоже женщина, и я хочу любви, ласки и понимания. Я устала постоянно быть для тебя идеальной, когда тебе это нахер не нужно. — Саша глубоко задышала, чтобы не заплакать. — если тебе трудно дать мне должное внимание, то я найду того кому буду не безразлична. — Саша вышла из зала, но спустя несколько минут вернулась вновь. — в конце концов, чем я заслуживаю меньше уважения, чем твоя трясогузка?
Кирилл молчал пытаясь переварить все сказанное его женщиной. Саша вернулась в кресло, и скрестив ноги, всем своим видом провоцировала мужа на скандал. Он это понимал. В такие моменты, глаза Александры сужались и становились практически черными от надменности, от той злости, что вырывалась наружу из души вон. Он сжали руку так, что суставы его пальцев захрустели. Кирилл встал, обошел диван и облокотился ладонями о мягкую спинку кресла. Саша сидела настолько неподвижно, что от холодка по спинке не дрогнул ни один мускул на ее тонком личике. Она готовилась к словесной битве с супругом. Она готовилась к предстоящему скандалу. Она не умела уступать.
— Не было бы тебя, — он облокотился задом о кресло, и засунул руки в карманы брюк. — была бы другая, которая не трахала бы мне мозги. Знаешь почему? Потому что у нее хватило бы своих мозгов, чтобы понять где я работаю, с кем и почему. Была бы другая, которая уже давно заткнулась бы и предложила мне простой пойти спать. Хорошо… — он цокнул языком. — хочешь уважения, то веди себя достойно, прекрати обращать внимание на бл*дей, что окружают каждого из нас ежедневно. Хочешь любви, так давай и это устроим. Я тебя каждый свой выходной зову сходить куда-нибудь. Взять Свету и бл*ть, просто сходить в парк, в кино, да в цирк вне дома. Я зову тебя пообедать, выпить кофе… — он выдохнул. — так ты задрала меня своими диетами и правильным питанием. То тебе нельзя, а альтернативы ты даже не ищешь. Тебе просто нравится надо мной издеваться!!! А если ты хочешь ласки… — он обернулся, коснулся двумя холодными пальцами ее горячей шее и скользнул ими по спине вниз. — сделай хоть что-нибудь, что пробудило бы эту страсть между нами. Но нет… — его пальцы нежно сомкнулись вокруг тонкой, нежной шейки. — тебе больше нравится ломать меня. Нравится, когда я оправдываюсь и прошу прощение за ущемление, которого нет.